Если б мы не любили так нежно

В 1839 году я вышел в отставку под влиянием своего брата Дмитрия Аркадьевича, отставного поручика, который был убежден, что носить оружие дворянин обязан только в военное время. Лермонтов тоже мечтал выйти в отставку, целиком отдаться литературному труду. Поэт был до отчаянности храбрым офицером, пластуном и разведчиком, но не желал тянуть строевую лямку.

В феврале 1840 года состоялась первая из двух дуэлей Михаила Юрьевича Лермонтова. На балу у графини де Лаваль в Санкт-Петербурге поэт надерзил сыну французского посланника Эрнесту де Баранту. Ссора могла показаться вздорной, но я знал, что за ней кроется. А крылось за ней желание, страстное, хотя и необдуманное желание, Лермонтова отомстить иноземному пришельцу, подобно барону д’Антесу пожаловавшему в Россию «на ловлю счастья и чинов». Но де Барант не был д’Антесом, и Лермонтов выстрелил в воздух и на шпагах дрался лишь до первой царапины, объяснив свое поведение мне, его секунданту, в нескольких словах: «Мой предок, Джордж Лермонт, тоже был заброшен сюда, в Россию, по воле рока!».

Вслед за этим поединком Лермонтов был арестован, заключен в ордонанс-гауз и предан военному суду. Царь конфирмировал приговор, и поручик Лермонтов был переведен в Тенгинский пехотный полк тем же чином.

По приказу Е. И. В. Государя Николая I за участие секундантом в этой дуэли я был возвращен в свой Нижегородский драгунский полк.

Одиннадцатого июля мы были с ним в кровавом бою при «речке смерти» — реке Валерик. Лермонтов шел под градом чеченских пуль со штурмовой колонной, с первыми рядами ее прорвался через лесные завалы отборных воинов Шамиля.

Еще на Валерике мы с ним жили в одной палатке и там же сошлись с князем Сергеем Васильевичем Трубецким и Михаилом Павловичем Глебовым. Эти гвардейские офицеры блестящих фамилий были ранены в деле при Валерике, причем Глебов весьма тяжело, в ключицу.

В августе наш поэт побывал на водолечении в Пятигорске, а почти всю осень он вновь воевал с чеченцами на реке Аргун, где ему пришлось командовать сотней казаков-охотников.

В начале 1841 года, последнего в жизни Лермонтова, Е. И. В. Николай I по всеподданнейшей просьбе бабки поручика Тенгинского полка всевысочайше соизволил повелеть: уволить к ней в отпуск в Санкт-Петербург сроком на три месяца. Лермонтов приехал в Северную Пальмиру на середину масленицы и на другой день отправился на бал к графине Воронцовой-Дашковой. На балу оказался Великий князь Михаил Павлович, шеф гвардии, знавший Лермонтова. Появление опального офицера на балу, на котором присутствовали члены императорской фамилии, сочли «дерзким и неприличным», казалось, Лермонтову, пустившему в ход все свои связи, удалось продлить отпуск, но 11 апреля дежурный генерал Главного штаба П. А. Клейнмихель, явно по приказу Государя Императора, вызвал поэта, предписал ему в сорок восемь часов покинуть столицу и вернуться в полк на Кавказе. В довершение ко всему Лермонтов узнал, что недовольный им Император вычеркнул его имя из списка офицеров, представленных к награждению орденом Анны за валерикское сражение, что глубоко задело молодого офицера, а ему хотелось выйти в отставку с «красной ленточкой» этого боевого ордена.

У М. Ю. Лермонтова было тогда, еще в Петербурге, предчувствие близкой смерти. В Ставрополе он сказал мне, что ему вовсе не чужд дар его древнего предка Томаса Лермонта, барда и вещуна,[4]

родственника шотландских королей уже в XIII веке.

Нам было предписано ехать вместе в Дагестан, в экспедиционный корпус, но, презрев военную дисциплину, Лермонтов-фаталист подбросил полтинник с двуглавым орлом: орел — едем в Дагестан, решетка — в Пятигорск. Так нам выпал роковой жребий: ехать в Пятигорск, навстречу гибели поэта.

В Пятигорске мы остановились переночевать в гостинице армянина Найтаки. И сразу же Лермонтов узнал, что в Пятигорске находится и смерть его: Мартышка, или Мартыш, — так всегда называл он нашего сотоварища по юнкерской школе Николая Соломоновича Мартынова. И еще, потому что Мартынов был Соломоновичем по отчеству и отец его был откупщиком, называл он его в шутку «жидовином».

Узнав, что Мартынов в Пятигорске, Лермонтов тут же послал за ним.

Мартынов сообщил нам, что поселился в переполненном Пятигорске у Чиляева и что у этого домовладельца не сданы еще все комнаты. Утром мы и обосновались с Лермонтовым в маленьком домике чиляевской усадьбы, рядом с домом знакомой нам генеральши Верзилиной, во флигеле которой сняли комнаты Мартынов, Трубецкой и Глебов.

Так злой рок поселил всех участников близкой дуэли — ее бойцов и четверых секундантов — в одном дворе, за одним забором. Так Лермонтов оказался в западне.

«Лучше служить Аполлону в салонах Пятигорска, — сказал мне весело Лермонтов, главный актер в этой драме, — чем генерал-лейтенанту Аполлону Васильевичу Галафееву на линии в Дагестане».