Если бы не генералы!

Эти школы комплектовались вначале лицами, имевшими хотя бы неполное среднее образование или отличившимися в боях солдатами и унтер-офицерами, имевшими хотя бы начальное образование. В дальнейшем в школы прапорщиков принимали и с начальным образованием, а солдат-фронтовиков — хотя бы просто грамотных. Выпускники этих школ считались офицерами военного времени и не могли производиться в чины выше штабс-капитана, а после окончания войны подлежали немедленному увольнению в запас (“Армейский сборник”, № 2, 2000, с.65).

На практике этот запрет часто не соблюдался и многие из выпускников школ прапорщиков 1914–1916 гг. к концу 1917 г. имели чины капитана или даже подполковника.

Всего в 1914–1917 гг. из школ прапорщиков было выпущено 81426 прапорщиков, на ускоренных курсах при военных училищах и Пажеском корпусе — 63785 прапорщиков. Произведено в прапорщики на фронте за боевые отличия 11494 солдата и унтер-офицера. Общее количество произведённых в прапорщики в 1914–1917 гг. — 220 тыс. человек. (Там же, с.66)Таким образом, становится понятным, почему большинство офицерского корпуса русской армии вступило в ряды Красной Армии. Сознательно или бессознательно, они понимали, что в случае победы режима, реставрации дореволюционных порядков дальнейшая служба в армии для них будет закрыта, и после увольнения с военной службы они в лучшем случае пополнят собой маргинальные слои сельской интеллигенции и чиновничества, а в худшем — снова будут пахать землю.

Именно эта категория унтер-офицеров и офицеров военного времени, 1890–1900 гг. рождения, выходцев из среды среднего крестьянства, с начальным и изредка неполным средним образованием в 20-30-е годы составила основную часть командного состава Красной Армии, а к 1940 г. составляла и основную массу генералов Красной Армии.

Чисто мужицкая цепкость и неуёмное стремление пробиться наверх, не считаясь с количеством чужих отдавленных ступней, сочетались у них с присущим русскому зажиточному крестьянству подобострастием к начальству и презрением к нижестоящим. Всё это, вкупе с низким уровнем общего и военного образования и фельдфебельско-унтерским типом личности, делало их малоспособными к самостоятельному повышению своего общеобразовательного и военно-профессионального уровня. Их основные интересы лежали за пределами воинской службы, сводясь к самоутверждению посредством усиления внешних признаков власти.

В фондах Музея героической обороны и освобождения Севастополя хранится машинописный текст воспоминаний И.М. Цальковича, который в 1925–1932 гг. был начальником управления берегового строительства Черноморского флота. В одном из разделов своих воспоминаний он между прочим отмечал, что в середине 20-х годов командный состав ЧФ делился на две равные части. Одна состояла из бывших кадровых офицеров царского флота, другая — из бывших кондукторов, флотских фельдфебелей, унтер-офицеров и боцманов. Обе эти части сильно враждовали друг с другом, единственное, что их объединяло — “Стремление выжить матросню из Севастопольского дома военморов им. П.П. Шмидта (бывшее Офицерское собрание).”

Понятно, что с такими задачами было не до повышения своего профессионального уровня. При таком генералитете — из числа бывших фельдфебелей и унтеров, наиболее ярким и всесторонним воплощением которого является личность Г.К. Жукова, генерала армии в 1941 г. — удивительно не то, что Красная Армия терпела поражения, а то, что они не приобрели ещё более катастрофического характера.

Красную Армию во многом спасло то, что уровень военного искусства гитлеровского генералитета оказался также намного ниже того, какой имели кайзеровские генералы во время Первой Мировой войны. Об этом мимоходом упомянул в своих мемуарах К.К. Рокоссовский.

Это подтверждается конкретными фактами. Когда в апреле 1918 г. один из германских корпусов, направленных в Крым с целью его захвата, столкнулся на Перекопском перешейке с частями Красной Армии Крыма, то командовавший им генерал Кош не стал штурмовать занимаемые красноармейскими частями выгодные позиции в лоб, а предпочёл обойти их вброд, через Сивашское озеро, выйдя таким образом в тыл оборонявшимся. Спустя 33 года, в сентябре-октябре 1941 г., такое решение просто не пришло в голову командующему штурмовавшей перекопские укрепления 11-ой немецкой армии генерал-полковнику Манштейну. Он предпочёл гнать свои дивизии в лоб на перекопские укрепления, потеряв при их взятии за два месяца 10 тыс. солдат и офицеров убитыми, или столько же, сколько все германские вооружённые силы потеряли в 1939 г. во время захвата Польши. Мысль о возможности обойти советские позиции вброд через Сиваш не пришла в голову Манштейну и спустя 10 лет, когда он писал мемуары “Утерянные победы”.