"Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.

Даладье добавил, что те же сведения о замыслах Германии получены военным министерством из русских эмигрантских кругов, в которых имеется по данному вопросу две позиции. Непримиримые белогвардейцы готовы поддержать германский план, оборонцы же резко высказываются против...» Итак, в начале 1937 года слухи о брожении в армейских кругах СССР расползались по всей Европе. В сообщении, датированном 18 мая 1937 года, советский военный атташе в Эстонии полковник Тупиков сообщил о разговоре с начальником эстонской военной разведки Маазингом, который был тесно связан с британской «Интеллидженс сервис», а также с немцами.

Тупиков писал: «Месяца два назад (март 1937 г.) в разговоре со мной Маазинг сказал: он думает, что, по его данным, история с Ягодой и троцкистские процес­сы должны в скором времени коснуться и армии. Персонально он ни на кого не напирал, но назвал маршала Тухачевского... Вследствие того, что эта фамилия склонялась многократно в зарубежной прессе, я тогда этому не придал значения.

Но в конце апреля разговор на эту тему возник вновь, и Маазинг сказал, что у него имеются проверенные данные, что маршала Тухачевского снимут тотчас после поездки на коронацию в Лондон... На мое замечание, что из всего этого меня больше всего могло бы интересовать, откуда к нему идут эти сведения, Маазинг ответил, что я его подстрекаю испортить отношения с друзьями...»

Тупиков характеризовал Маазинга как политически умного, ловкого и культурного маклера, держащего нос по ветру. Он был докладчиком и советником по внешнеполитическим вопросам у высших генералов эстонской армии Лайдонера и Реека и пользовался большим влиянием в правительственных кругах. Детально излагая «теоретические» воззрения Маазинга на события в СССР, Тупиков сообщал, что борьба троцкистов за власть, «с его точки зрения, захватывает армию, внутри которой растут претензии на то, чтобы стать господином положения в стране».

В разговоре с Тупиковым Маазинг упомянул Тухачевского — как представителя сторонников военной диктатуры, поставив его в ряд с германским генералом Людендорфом и эстонским генералом Рееком.

Через два дня после ареста Тухачевского, 26 мая 1937 года, Ворошилов направил сообщение Туликова Сталину, Молотову, Кагановичу, Ежову. Примечательно, что на документе Сталин написал: «т. Молотову, т. Ворошилову. Следует выяснить, почему наш военатташе счел нужным сообщить нам о Тухачевском «через 2 месяца», а не сразу».

Позже, в своих объяснениях Ворошилову, Тупиков уточнил ряд деталей своих разговоров с Маазингом. Так, в частности, он отметил, что в марте 1937 года, отвечая на его «вопрос об источниках этой информации, Маазинг заявил, что последние сведения он получил от начальника русского отдела разведки английского генерального штаба».

Но и это не все. Уже в начале 1937 года наркому обороны Ворошилову из НКВД было направлено сообщение: «3-м отделом ГУГБ сфотографирован документ на японском языке, идущий транзитом из Польши в Японию диппочтой и исходящий от японского военного атташе в Польше Савда Сигеру, в адрес лично начальника Главного управления генерального штаба Японии Накадзима Тецудзо. Письмо написано почерком помощника военного атташе в Польше Арно. Текст документа следующий:

«Об установлении связи с видным советским деятелем. 12 апреля 1937 года. Военный атташе в Польше Савда Сигеру. По вопросу, указанному в заголовке, удалось установить связь с тайным посланцем маршала Красной Армии Тухачевского. Суть беседы заключается в том, чтобы обсудить (2 иероглифа и один знак непонятны) относительно известного Вам тайного посланца от Красной Армии № 304». Перевод этого документа был сделан бывшим работником ИНО НКВД Р. Н. Кимом, передавшим «дела в Токио» Рихарду Зорге.

Итак, информация о заговоре военных поступала из разных источников, и она не могла не навести на размышления. Однако заговорщики и сами понимали, что опасность разоблачения не исключена. Тухачевский писал в признаниях: «Завербованных было много. Однако, несмотря на внушения о необходимости соблюдения строжайшей конспирации, таковая постоянно нарушалась. От одних участников заговора узнавали данные, которые должны были знать только другие, и т.п. Все создавало угрозу провала»[85].