"Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.

Что касается Тухачевского, то он воспринял возвышение Гитлера почти восторженно. Так, 13 мая 1933 года на прощальном приеме германской военной делегации расчувствовавшийся маршал сделал многозначительное заявление: «Всегда думайте вот о чем: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если будем вместе».

Пикантность в том, что эта мысль была оглашена уже после поджога Рейхстага и обвинения гитлеровской пропагандой в этом коммунистов, уже после официального прекращения советско-германского сотрудничества. Кто уполномочил заместителя наркома произнести такие слова? Никто! Он говорил лишь о том, о чем мечтал сам, Но не слишком ли много позволял себе бывший подпоручик? Развивая свою мысль, он пояснял: «Не забывайте, что нас разделяет наша политика, а не наши чувства,

чувства дружбы Красной Армии к рейхсверу». Нет необ­ходимости доказывать, что «кандидата в наполеончики» не устраивала не политика Гитлера, а политика Сталина. Как раз против Вождя и его политики «полководец» готовил тайный заговор.

К тому, что симпатии Тухачевского целиком были отданы Германии, существовали определенные причины. Как сказано выше, уже с середины 20-х годов он достаточно продолжительно общался с германскими генералами и офицерами. Он даже давал коллегам свои советы. В отчете начальника вооружений германской армии генерала В. фон Боккельберга отмечается: в мае 1933 года Тухачевский «на завтраке в узком кругу неоднократно подчеркивал

, что для того, чтобы Германии выйти из затруднительной политической ситуации, он желает ей как можно скорее иметь воздушный флот в составе 2000 бомбовозов».

Конечно, это не было предложением забросать бомбами СССР. До такой мысли Тухачевский еще не додумался. Идеей фикс «гениального» стратега было желание наказать Польшу. Наголову разгромленный поляками в годы Гражданской войны, он страстно мечтал взять реванш. Он жаждал «войти» в Варшаву победителем. Еще в 1932 году он разработал план по разгрому Польши, в котором предусматривалось нанесение «ударов тяжелой авиации по району Варшавы».

Но он не отторгал и возможность приобрести союзников. В своих показаниях от 1 июля 1937 года он писал, что на банкете, данном после окончания германских маневров «главнокомандующим Рейхсвера Гаммерштейном, генерал Адам вновь возобновил со мной разговоры, начатые на банкете в Москве... Генерал Адам подчеркивал серьезность, с которой он относится к обороноспособности Польши, и напирал на необходимость со стороны СССР самых действенных мер к подготовке войны».

Обратим внимание на эту фразу. Речь идет не об отражении военной агрессии со стороны поляков, а именно о действиях по «подготовке войны»,

т.е. о нападении на Польшу. И это не было оговоркой. Как раз на этом замысле и строился «План поражения», который разрабатывали Тухачевский и его подельники. Суть замысла состояла в том, что, нанеся «опережающий» удар по полякам, Красная Армия потерпит поражение, и тогда «подключившиеся» к войне немцы создадут условия, при которых Тухачевский и антисталинские силы придут к власти в СССР.

В этом случае у «маршала» появлялась блестящая перспектива, Объединившись с генералами рейхсвера, он получал возможность стать диктатором и осуществить свою заветную мечту, высказанную на прощальном банкете, — «диктовать свои условия всему миру». Однако амбициозный «полководец-подпоручик» не был круглым идиотом и отдавал себе отчет в том, что на пути к власти он не мог повторить успех самоуверенного ефрейтора. В отличие от Гитлера он не был ни признанным политиком, ни даже приличным оратором. Поэтому он оставлял роль идеолога политикам, себе он первоначально презентовал лишь полководческие лавры, а там — чем черт не шутит... Ведь и почитаемый им Наполеон не сразу стал императором Франции.

И все-таки приход Гитлера к власти воодушевил его. Симптоматично, что именно в 1933 году Тухачевский активизирует свою деятельность по вербовке единомышленников. Он пишет в своих показаниях: «По возвращении с Дальнего Востока Путны и Горбачева, кажется, это было в 1933 году, я разговаривал с каждым из них в отдельности. Путна быстро признал, что он связан с Троцким и со Смирновым. Я предложил ему вступить в заговор, сказав, что по этому вопросу имеются прямые указания Троцкого. Путна сразу же согласился»[67].