Если бы Пушкин…

Брата жены он не любил за чрезмерную самоуверенность и за профессиональную «земскую» узость. Встречались они редко… Сейчас, встретившись, они обнялись и поцеловались, после чего Бахмутский спросил:

– Ну, а ты не стареешь, русский либерал?

– Рад, рад, – ответил доктор. – Приехал к нам зачем: разрушить государство или инспектора побить? Как там: «Какое адское коварство задумал ты осуществить?»

Он похлопал Бахмутского по плечу, и, видимо, ему нравилось так по-дружески разговаривать с человеком, знакомство с которым небезопасно.

– Я у вас собираюсь пожить на правах родственника.

– Конечно, что за вопрос!

– Но должен предупредить тебя заранее: приехал я не только повидаться с вами. В общем, все может случиться, и если ты побаиваешься, то скажи, я не обижусь.

Доктор сердито замахал руками…

– Ладно, ладно, мне ведь известно: ты благородный либерал.

– К черту! – крикнул доктор, и они оба рассмеялись.

Характер этого диалога и других, ему подобных, автор чуть позже определяет такой короткой ремаркой:

...

Петр Михайлович вначале хотел продолжить уже однажды установившийся строй разговора: внешне – ласкового приятельского, а внутренне – основанного на враждебности и неуважении.

Но даже стиль этой внешней ласковости и приязни Бахмутскому выдержать не удается. Ни с того ни с сего он вдруг начинает раздражаться, грубить. Резко, не боясь и даже нарочно стараясь обидеть, отчитывает за чайным столом зашедшего на огонек гостя – инженера Воловика:

...

…Бахмутский, принимая из рук Марьи Дмитриевны стакан чаю, мельком взглянул на красивое румяное лицо инженера, на его строгие, синие глаза, вдруг раздражаясь подумал:

«Черносотенец, филистер и самодовольный сукин сын».

Рассердила его почему-то и изящная красота Евы Стефановны, рассердился он и на доктора и на Марью Дмитриевну.

«Чаек с вареньем, чаек с вареньем и беседа», – думал он.

Обстановка и психологический настрой совершенно те же, что в рассказе «Четыре дня». Буржуазный уют докторского дома раздражает Бахмутского совершенно так же, как такой же буржуазный уют такого же докторского дома раздражал комиссара Верхотурского. Но есть тут и разница. И весьма существенная. В рассказе «Четыре дня» большевик Верхотурский, ослепленный этим своим раздражением, был несправедлив к доктору. Здесь же большевик Бахмутский не только справедлив – и к доктору, и к его гостям, – но даже и на редкость проницателен. Инженер Воловик, которого он видит первый раз в жизни и которого сразу определил как черносотенца, филистера и сукина сына, в конечном счете именно таким и оказывается. (Вскоре мы узнаем, что он жесток с рабочими, что рабочие его ненавидят и даже пытались убить.)

Но резче всего обозначила различие художественного осмысления одной и той же коллизии в рассказе и в романе – сцена ухода большевика Бахмутского из теплого, гостеприимного докторского дома.

Внезапно раздается резкий, длинный звонок в дверь квартиры. Полиция. Это за ним. Коротко посоветовав доктору, как тому надлежит себя вести, Бахмутский быстро одевается, собираясь уйти через кухню, черным ходом:

...