Если бы Пушкин…

В тот день, когда Пушкин написал «Пророка», он решил всю грядущую судьбу русской литературы… В тот миг, когда серафим рассек мечом грудь пророка, поэзия русская навсегда перестала быть лишь художественным творчеством. Она сделалась высшим духовным подвигом, единственным делом всей жизни. Поэт принял высшее посвящение и возложил на себя величайшую ответственность. Подчиняя лиру свою этому высшему призванию, отдавая серафиму свой «грешный язык», «и празднословный и лукавый», Пушкин и себя, и всю грядущую русскую литературу подчинил голосу внутренней правды, поставил художника лицом к лицу с совестью, – недаром он так любил это слово. Пушкин первый в творчестве своем судил себя страшным судом и завещал русскому писателю роковую связь человека с художником, личной участи с судьбой творчества. Эту связь закрепил он своей кровью. Это и есть завет Пушкина. Этим и живет и дышит литература русская, литература Гоголя, Лермонтова, Достоевского, Толстого. Она стоит на крови и пророчестве.

Владислав Ходасевич. «Окно на Невский»

Немало хвалебных и даже восторженных слов можно сказать о прозе Валентина Катаева – о ее словесном изяществе, яркой метафоричности, несравненной пластической выразительности. Одного только о ней не скажешь: что она стоит на крови и пророчестве.

Пророчественный дух русской литературы Катаева не коснулся. И только поэтому (а вовсе не потому, что он в благополучии дожил до глубокой старости) в том воображаемом «пантеоне бессмертных», куда он справедливо поместил всех героев своей книги, для него самого вряд ли могло найтись место.

Заложник вечности. Случай Мандельштама

«Изолировать, но сохранить»

Осенью 1933 года Осип Мандельштам написал небольшое стихотворение:

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца, —

Там припомнят кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны.

Тараканьи смеются усища,

И сияют его голенища.

А вокруг его сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет.

Как подковы кует за указом указ —

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него, – то малина

И широкая грудь осетина.

В ночь с 13 на 14 мая 1934 года О. Мандельштам был арестован. По просьбе жены поэта за Мандельштама взялся хлопотать Н.И. Бухарин. Однако, узнав, что Мандельштам арестован «за эпиграмму на Сталина», Бухарин пришел в неописуемый ужас.

...

Проездом из Чердыни в Воронеж, – вспоминает Н.Я. Мандельштам, – я снова забежала в «Известия». «Какие страшные телеграммы вы присылали из Чердыни», – сказала Короткова (секретарь Бухарина. – Б. С.) и скрылась в кабинете. Вышла она оттуда чуть не плача: «Н.И. не хочет вас видеть – какие-то стихи…» Больше я его не видела… Ягода прочел ему наизусть стихи про Сталина, и он, испугавшись, отступился…