Если я исчезну

Я составляю план: я предложу выступить перед классом Клементины и в благодарность за услугу заставлю ее рассказать о тебе все, что ей известно. От моих усилий окна становятся чистыми и прозрачными, и я надеюсь, что благодаря моим стараниям дело о твоей пропаже тоже прояснится.

Пару раз в день твоя мать заходит, чтобы проверить меня. Она восхищается моим трудовым энтузиазмом, моей самоотдачей, моим запалом.

– Ты очень трудолюбива, – хвалит она меня. – Мне это нравится.

Она рассказывает мне последние вести с полей бедствий: повальная увлеченность компьютерами разрушает нашу страну; все массовые расстрелы – это правительственный заговор с целью заставить ее отказаться носить оружие; землевладельцы через дорогу выращивают каннабис и хотят выкурить ее отсюда, но она уже запаслась своими колдовскими зельями (бог даст, лаванда поможет заснуть, а календула по периметру убьет вонь от марихуаны). Затем она вздыхает и в который раз повторяет:

– Мы так рады, что ты здесь.

Однажды вечером она приглашает меня поужинать в главном доме:

– Мы всех позвали в гости. Всех сотрудников. – Очевидно, она имеет в виду меня и Джеда. – Мы поужинаем во внутреннем дворике.

– Мне что-нибудь принести? – спрашиваю я, хотя эта идея смехотворна. Что я могу принести? Я ведь, по идее, не должна покидать ранчо.

– Только себя, – парирует она, сияя улыбкой, от которой лицо ее несказанно молодеет. Затем она уходит, оставляя меня наедине с моими окнами и кропотливой, уединенной, изматывающей работой, цель которой – заставить стекло быть невидимым.

Я думаю о тебе почти все время; иногда устало и абстрактно, а в другие моменты я перебираю в уме слова Тасии в поисках подсказок и зацепок. Она казалась такой сердитой на тебя, но почему? Из-за того, что ты позволила исчезновению девочки повлиять на тебя? Она казалась рассерженной и напуганной, плюс ты ей явно не нравилась. Чего же она так боялась? И из-за чего вы все-таки поругались в день исчезновения Флоренс?

После работы я ложусь отдохнуть на минутку – и проваливаюсь в сон. Горячие тяжелые сновидения кружатся в моей голове, я слышу твой сердитый голос, и мне кажется, что он звучит снаружи.

Пошатываясь ото сна, я встаю с постели. Надеваю одну из тех рубашек, что подарила мне твоя мать, ярко-оранжевую, фланелевую, с ромашками, вышитыми по воротнику вокруг моей шеи. Я иду по ранчо в лучах заходящего солнца, которое играет в кронах деревьев, и они отбрасывают на землю пятнистые тени.

Проходя мимо сада, я замечаю коричневое пятно на месте погибшего куста ежевики. Это пятно было тут раньше? Робея, я подхожу ближе. Некогда колючие кусты потеряли цвет, стали бледно-бежевыми, сморщились и высохли, и теперь видно, что под ними что-то есть. Я делаю шаг вперед. Поддев колючий куст носком ботинка, я вижу ее. Крошечную бледную ручку с раскрытой ладошкой.

Мое сердце остановилось. Шея вспотела. Мне кажется, что меня поймали с поличным. Я окидываю взглядом ранчо, чувствуя, что за мной наблюдают.

– Здесь что-то есть, – надтреснутым голосом обращаюсь я в пустоту.

Ребенок. В кустах лежит ребенок.

Я приседаю на колени. Меня тошнит. Вдруг в голове вспыхивает: «Не оставляй свою ДНК!» Я оборачиваю руку рубашкой и раздвигаю ветки ежевики, чтобы рассмотреть тело, лежащее в их тени.

Это кукла. Всего лишь кукла. Подсознательно я об этом догадывалась. Но я также помню много, слишком много

эпизодов, в которых настоящие трупы описывались, как «я думала, что это манекен. Я думала, кровь – пролитое красное вино».

Я знаю, что мне лучше не трогать куклу, но все равно вытаскиваю ее той рукой, которая все еще обернута рубашкой. Из-под потревоженных кустов начинает нести сильным запахом гниения, и я отшатываюсь. Кукла падает мне на колени. На груди у нее колотые раны, на щеке царапины. Мне вспоминается «Убийство безымянной № 1» и мерещится, что это именно я нашла тело, о котором ты рассказывала мне в том эпизоде. И на долю секунды то происшествие – не просто реальное, но еще и происходит здесь, сейчас, со мной. А потом и все истории, о которых ты рассказывала, оказываются не просто реально случившимися, но еще и имеющими отношение к этому ранчо, к тебе. И ко мне.

У нас была детская; это было хуже всего. Детская комната с желтыми, как стены твоего домика, стенами. Я много раз переставляла мебель. Пыталась делать ремонт, переделать ее в офис, в котором никто не работал, или в комнату для гостей, в которой никто не спал. Но на самом деле это была просто пустая комната. Желтая и пустая, как твой дом.

И вот я сижу одна, на земле, с куклой в руках. Кто здесь сумасшедшая? Кто сходит с ума?

На подходе к главному дому я слышу шум вечеринки и думаю, что мне послышалось. Твоя мать всех ненавидит. Кого ей приглашать? Я оставила куклу прислоненной к стене оранжереи. Мне было не по себе оставлять ее там, но в то же время не особо хотелось брать ее с собой в дом.