Если красть, то миллион

Ирка сурово поджала губы.

«Идиотка же я, – подумала бессильно Аня. – Почему не взяла с нее расписку?! Хотя там, на вокзале, было не до расписки, конечно. Но зачем она наврала насчет суммы? И вообще все здесь сплошное вранье. Воспользовался кто-то там ее беспомощным состоянием! Еще неизвестно, кто чем воспользовался!»

– Да вы читайте, Анна Васильевна, – скучающим голосом посоветовала Ирка. – Не отвлекайтесь.

Аня захотела скомкать «свидетельство» и швырнуть в Иркину рожу, но вместо этого почему-то послушалась и продолжила чтение.

«А Литвиновы сказали, что купят у нее ребенка за сумму в тысячу рублей, чтобы выдать его за своего, потому что Литвиновой А. В, было за позор, коли у нее самой детей быть не может, она хотела, чтобы чудное дитя считало матерью только ее одну. Ира боялась, что отец ее убьет, если узнает о ребенке, и согласилась. А теперь, когда родились две девочки, материнские чувства в ней пробудились и она с детьми расставаться не хотела только боялась сказать об этом Литвиновым. И попросила меня помочь и сходить к ним для переговоров. Я пошла и не знаю, как ушла от них живая…»

Дойдя до этих слов, Аня запнулась. Не веря глазам, перечитала:

«…попросила меня помочь и сходить к ним для переговоров. Я пошла и не знаю, как ушла от них живая…»

Хотела воскликнуть возмущенно: «Кто это к нам приходил? Для каких переговоров? Кто ушел чуть живой?!» – но почему-то промолчала и прочла дальше:

"…не знаю, как ушла от них живая, потому что Литвиновы мне слова не дали сказать, а с порога на меня набросились, стали кричать, что пришла у них деньги вымогать и они меня по судам затаскают. Сам Литвинов Д. И, пригрозил, что если я кому-нибудь о признании Иры проболтаюсь, то мою дочку из института отчислят завтра же, потому что ее на третий курс перевели условно, а у нее с прошлого года два зачета по биологии не сданы, и если я пойду против них, то Неля эти зачеты никогда не сдаст и ее выгонят.

Так Литвиновы меня запугали, и я ушла от них молча, никому ничего не сказав. А потом, когда девочек из роддома забирали, в справке было написано, что их якобы родила Анна Васильевна Литвинова, 1946 года рождения, хотя родила их Богданова Ирина Сергеевна, 1955 года рождения. И хотя поделать я ничего не могла, все-таки совесть у меня пробудилась и стала мучить, так что я написала свое признание и прошу теперь милицию принять меры, чтобы наказать торговцев детьми Литвиновых. Ковалчук At. Ф-20 октября 1973 г." Ну это просто из рук вон!..

– Торговцев детьми, какая патетика! – фыркнула Аня, вертя замусоленный листочек. – Но торговля – не только факт покупки, но и факт продажи. То есть нужны как минимум две стороны. То есть торговлей занимались не только мы с Дмитрием Ивановичем, а также и ты, невинная жертва злодеев Литвиновых. Кстати я, кажется, поняла, почему эта бесстыжая Ковальчук пишет про тысячу рублей. За эту фальшивку ты ей хорошо заплатила, верно? И узнай Ковальчук настоящую цифру, она бы непременно содрала с тебя побольше. Я не ошиблась?

Ирина поджала губы.

– Конечно, не ошиблась! – хохотнула Аня. – Интересно, сколько ты ей дала? Сотню? Мало. Две, три? Неужели пятьсот рублей?! В таком случае, Ирина, ты зря потратилась, потому что… Вот!

Аня ловко рванула листочек надвое, а потом, с особенным наслаждением, раздергала его на мелкие клочки.

– Вот! Вот! Видишь? Вот они, твои пятьсот рублей! Клочки она швырнула Ирке в лицо, но почему-то промахнулась, и они желто-лиловыми хлопьями усеяли стол, даже на личико спящей Сонечки попали. Ирина осторожно сняла клочок с дочкиной щеки и обратила на Аню спокойный взгляд:

– Вы, конечно, понимаете, что Марина Федоровна написала свое заявление в двух экземплярах.

– Какая еще Марина Федоровна? – не поняла Аня.

– Ну эта, – Ирка выпятила подбородок и указала на клочья бумаги, – Ковальчук М.Ф., проживающая… и так далее. Я знала, что вы обязательно порвете один экземпляр, Анна Васильевна!

В Иркиных голубых глазах мелькнуло торжество и Аня вдруг ощутила себя необычайно униженной оттого что ее поведение, оказывается, можно так легко просчитать. И кому? Этой барачной потаскушке с убогим умишком!

О нет… Не столь уж убогим. Ирку они с Димой недооценили, и если Диме-идеалисту это можно простить, то Ане следовало быть умнее. Следовало гораздо раньше понять то, что она поняла только теперь!

– Так вот оно что, – протянула Аня ошеломленно. – Вот оно что! 18 октября – в это время Дмитрий Иванович утрясал наши дела в Хабаровске, а мы с тобой еще жили вместе в Комсомольске, ухаживая за девочками. Значит, ты уходила вовсе не в магазин или прогуляться. Ты встречалась со своей сообщницей, вы вместе сочиняли эту пакость, эту клевету, эту… – Она не нашла слова и только зло мотнула головой. – Однако эта Ковальчук весьма доверчивая особа. Ты могла ее обмануть так же, как обманула нас, как соврала насчет суммы. Тебе ведь ничто не могло помешать взять у нее заявление – в двух экземплярах, ничего не скажешь, ты весьма предусмотрительна! – потом украсть детей – и не вернуться.

И вдруг Аню осенило: