Если красть, то миллион

Помнишь, Соня, там кто-то бродил по могилкам? Факт, это Немкин рыскал, клацая зубами. Потом ушел несолоно хлебавши, со злости небось закидал камнями тети-Раин «Москвич»… Это к делу не относится, – махнул он на своих слушателей, у которых вдруг сделались обеспокоенные лица. – А в день смерти Кости… тяжко мне такое про старого друга говорить, но боюсь, он состоял в деле с этой парочкой подлецов и разбойников. А когда стал им не нужен, они его убрали. Но ты – ты, Соня, еще была им нужна, поэтому они и состряпали тебе алиби. Мерзкое, гнусное, оскорбительное – как раз в духе этой мужененавистницы, твоей сестры. И фотографии подкинули Валерке, чтобы тебя еще больше унизить.

– И зачем же я им понадобилась, как ты думаешь? – спросила Соня, глядя на Струмилина по-девчоночьи растерянными глазами.

– Во-первых, я думаю, у Лиды не вышло сорвать с Лады Мансуровны те деньги, которые хотелось. Та, помню, ляпнула что-то вроде: «Лидке не удалось меня до капли выдоить, ударилась во все тяжкие…» Да, Лида решила отомстить, продав фотографии именитых стриптизерок в бульварную газету, но никому не открыв, что никаких мужиков в «Ла ви он роз» не существовало. А все поняли вещи согласно своей испорченности. Думаю, даже Оксана Порываева и вся компания этих дурочек толком этого не знала. Именно это сомнение прибавляло остроты их ощущениям. И Мансуровна сразу поняла, что я не в курсе дела, лишь только я о мужиках заговорил: дескать, проходной двор… Словом, твоя сестра отомстила как могла. Тебе же предстояло стать вместо Лиды козой, так сказать, отпущения, отвечать за ее мелкие пакости. Ну кто, кто поверил бы, что ты не Лида? Так бы и думали, что у Литвиновой на почве общего заскока крыша окончательно поехала.

Это здесь да там, в Северолуцке, Соня Аверьянова – ничуть не удивляюсь твоей догадке! – грабанула бы художественный музей. Лида? Какая Лида? Лида в Нижнем!

Пьет… пьет абрикосовый компот с амигдалином.

– Ну, ты, брат, крут! – с восхищением протянул Леший. – Настоящая мисс Марпл! До черта жаль, что ты не можешь вместе с нами поехать в Северолуцк и разобраться там со всей этой ерундой.

– Как не могу? – вскинул брови Струмилин. – Это почему же?

– Но ведь ты вроде бы на дежурстве?

– Ах, да…

Струмилин покосился на Соню. Она стояла неподвижно, прижав к горлу ладонь. Лицо непроницаемое, глаза опущены. Вздохнула тихонько, робко – и снова замерла, как бы в ожидании…

– Где здесь телефон? – сурово спросил Струмилин. – А, вот.

Накрутил номер. Нервно дергал шнур, считая безответные гудки: один, второй… пятый…

– Алло-о?

– Венька! Венька, это я, Андрей.

– Да-а? И чего тебе надобно ночью?

– Слушай, тут такое дело…

– Отлично! – возбужденно вскричал Леший, когда Струмилин положил трубку и кивнул, пытаясь не глядеть на Соню. – Знаете анекдот? Нью-Йорк, дико дождливая погода. В бар входит мокрый до нитки негр. «Что угодно?» – спрашивает бармен. «Сухого белого!» Вот и мы едем искать белого – правда, не сухого, а жирного. Жирного дагра! Только, ребята, учтите: в мастерскую мне забежать нужно обязательно!

Борис снова и снова накручивал телефонный диск а Лида сидела в кресле, сцепив перед собой пальцы, и мечтала, чтобы все это поскорее кончилось. Ей было очень не по себе в Сониной квартире. Не то чтобы какие-то там мифические угрызения совести терзали: с этими детскими глупостями она давно простилась, а может, и не знавала их отродясь, – но не оставляло ощущение что здесь отовсюду дует, вдобавок подглядывают чьи-то недобрые глаза. Что характерно, вчера, когда ночевали здесь, Лида чувствовала себя куда лучше, хотя только что пережила настоящий стресс и была буквально на волосок от смерти. Борис потом рассказывал, что уже отчаялся привести ее в сознание. Вдобавок тут же валялась в обмороке Соня, и он якобы порою даже терялся, кто из них кто, кого в чувство приводить, а кого, напротив, одурманивать покрепче? Ну, слава богу, ничего не напутал и вернул-таки Лиду с того света, а то ей уже натурально слышались ангельские хоры.

Или это были визгливые бесовские голоса?.. На мгновение она глубоко, всерьез задумалась, куда же попадет после смерти: в рай или ад? Конечно, конечно, все это полная чушь и глупости, от человека ничего не остается, кроме кучки каких-то там микро-(макро?)элементов, но все же – вдруг да не глупости?

Вдруг да не чушь? Ну, в таком случае стоит только представить, что на шаг позади от апостола Петра, побрякивающего ключами от рая, окажутся с постно-укоризненным видом ее приемные родители, – стоит только вообразить такое, немедленно прыгнешь в ад! Впрочем, ее скорее всего сразу направят именно туда. Руки по локоть в крови и всякое такое.

А, чепуха! Она мысленно отмахнулась от неприятных воспоминаний. Вот это Лида научилась делать в совершенстве – забывать. У кого-то из поэтов есть строки: память – взбесившаяся телефонистка, наугад набирает номера. Что-то в этом роде. Правда что – взбесившаяся телефонистка! И чтобы не спятить самому, надо уметь отключиться. Подумать о приятном. Например, о «Прощании славянки».