В исправительной колонии еда была двух типов: заключенные ели рубленное мясо, сосиски, бобы или несъедобную рыбу, в то время как еду для охраны и официальных лиц готовили профессиональные повара. В их меню входили антрекоты, свежая рыба, цыплята, отбивные котлеты, свежие овощи и фрукты и соблазнительные десерты. Осужденные, работавшие на кухне, получали доступ к этим блюдам и вовсю пользовались этим.
Когда Трейси явилась на работу на кухню, она даже не удивилась, увидав там Эрнестину Литтл.
Трейси приблизилась к ней.
– Спасибо, – с большим трудом она заставила себя произнести это слово как можно дружелюбнее.
Эрнестина молча кивнула.
– Как ты смогла меня вытащить, минуя Железные Трусы?
– Ее больше нет с нами.
– Что с ней стряслось?
– У нас своя система. Если охранник – жестокий мерзавец и начинает доставать нас придирками и цеплянием, мы избавляемся от него.
– Значит, начальник прислушивается к…
– Какой начальник?
– Как же вы можете?…
– Просто если хочешь, чтобы охранника сняли, начинают происходить всякие беспорядки. Направляется жалоба от заключенной о том, что Железные Трусы хватает ее за гриву. На другой день следующая заключенная обвиняет ее в зверствах. Потом кто-нибудь говорит, что она украла что-то из камеры, например радиоприемник, – и будь уверена, его находят в комнате охранницы. Все. Железные Трусы убирают. Охранники не управляют этой тюрьмой, управляем мы.
– За что ты здесь? – спросила Трейси. Она не особенно интересовалась ответом, самым важным было установить дружеские отношения с этой женщиной. – Не по вине Эрнестины Литтл, ты мне поверь. На меня работала целая группа девушек.
Трейси взглянула на нее.
– Ты имеешь в виду… – она застеснялась.
– Зазывал? – засмеялась Эрнестина. – Не-а. Они работали горничными в больших домах. Я открыла агентство по найму прислуги. У меня было не менее 20 девушек. Богачи чертовски обожают заводить дома прислугу. У меня была прекрасная реклама в лучших газетах, и, когда мне звонили, я отправляла девушек по адресу. Девушки оценивали обстановку домов, и когда их наниматели отправлялись на работу, выносили из квартир серебро, золото, меха и какие-либо другие ценные вещи.
Эрнестина закончила:
– Если бы я сказала тебе, сколько зеленых, не обложенных налогами, мы собрали, ты бы мне никогда не поверила.
– Как же тебя поймали?
– Это был мерзкий перст судьбы, киска. Одна из моих девушек накрывала стол к обеду в большом доме, а там была гостья, старая леди, у которой эта горничная работала и обчистила квартиру. Большой шум был. Когда полиция поднасела на девицу, та пропела на все голоса целую оперу, и вот – бедная Эрнестина здесь.
Они вдвоем стояли у плиты.
– Я не могу здесь оставаться, – прошептала Трейси, – мне надо кое о ком позаботиться там, на воле. Ты поможешь мне сбежать. Я…
– Начинай чистить лук. У нас сегодня на ужин мясо по-ирландски.
И она ушла.
По тюрьме распространялись самые невероятные слухи. Заключенные знали все, что когда-либо случалось, даже задолго до их попадания сюда. Осужденные, известные как мусорные крысы, рылись в отбросах в поисках кусков бумаг с информацией, подслушивали телефонные звонки, читали почту начальника, и вся эта информация тщательно и скрупулезно усваивалась и пересылалась особо важным осужденным. Во главе этого списка стояла Эрнестина Литтл. Трейси сознавала, что охрана и заключенные относятся к Эрнестине с почтением. С тех пор, как другие осужденные решили, что Эрнестина стала покровительницей Трейси, ее совершенно оставили в покое. Трейси с ужасом ждала, что Эрнестина сделает новую попытку подъехать к ней, но большая черная женщина держала ее на расстоянии от себя. Почему? Трейси удивлялась.
Правило N 7 официальной десятистраничной брошюры, адресованной новоприбывшим, гласило:
«Любая форма сексуальных отношений строго воспрещается. В камере не может быть больше четырех осужденных. Не более одного заключенного может находиться на койке одновременно.»