Я видел, как дети иногда произносят стихи, выбивая на колоннах ритм, для забавы, разумеется, чередуя колонны с каждой долей: солнце-луна, солнце-луна, все 256 долей, или наоборот: луна-солнце, луна-солнце. Но только не Роза. Она делала ударение на «солнце», а «луна» звучала слабее. При этом девочка ни разу не ошиблась, не запнулась и не вышла из ритма, четко отбивая свои двести пятьдесят шесть.
Странно, что такая маленькая девочка самозабвенно любит собаку, да и с ритма не сбивается, хотя получается скорее речитатив, чем песня. Носишко сосредоточенно наморщен, но на губах играет такая неотразимая улыбка, что ее папочка, должно быть, готов на все ради своей принцессы.
Майк по-прежнему не открывал глаз, пытаясь отыскать смысл в ритмическом рисунке. Простые ритмы позволяют выбить простые вещи, сложные — более затейливые. Бессмысленный произвольный стук или даже хороший ритм, но с одной случайной, не к месту, долей, в результате дает странные вещи. Если бы мы смогли сообразить, как изощриться и выбить по-настоящему сложный ритм, наверняка получили бы все то, что имеется на Земле, и даже не пришлось бы возвращаться обратно.
Когда последние два удара по колонне Солнца разнеслись эхом на всю округу и замерли вдали, маленькая Роза подалась вперед, широко распахнутыми, удивленными глазами зачарованно взирая на серебряную пыль в большой черной каменной чаше за колоннами. Мальчишка постарше — скорее всего, ее брат — сунул в костер факел, зажег и наклонился над чашей. У нас на глазах пыль заволновалась, пошла рябью, закипела и стала отбрасывать сотни маленьких радуг.
Большие драмлины только всплывают на поверхность и болтаются там, поддерживаемые пылью, которая кажется в этот момент живой. Маленькие драмлины — дело другое: пыль разошлась, словно море над чем-то тонким и длинным, пыльная волна подняла ЭТО и понесла к колоннам, где мягко опустила на маленьком карнизе у ближнего края. Потом волна отхлынула, и пыль снова замерла, только небольшие кольца еще некоторое время разбегались от центра.
Роза Луиза протянула руку между колоннами и, схватив с карниза блестящий металлический драмлин, высоко подняла в свете факела. Все дружно закричали «ура», а взрослые украдкой вытирали глаза рукавом, так растрогала их песня.
Девочка подбежала к Майку и сунула драмлин ему в ладонь. Иногда трудно сказать, получилась штучка или нет, но на этот раз, кажется, получилась. Ее драмлин походил на серебряную сосиску с большой дыркой на одном закругленном конце и кучей дыр поменьше по всему корпусу. Майк опустился на корточки и вертел его перед глазами, осматривая каждый дюйм. Потом кивнул, расплылся в улыбке и, сунув руку в большой нагрудный карман, вытащил маленький кожаный кисет. Оттуда он извлек два маленьких золотых хэнда и уронил в розовую детскую ладошку.
Малышка наклонилась и, восторженно хихикая, поцеловала его в лоб.
— Это свисток желаний, — объяснила она, внезапно став серьезной. — По крайней мере, я его так называю. Свистни в него посильнее, и если Господь захочет, твое желание непременно исполнится.