Если весело живется, делай так

Шли годы, галактика расширялась. Ее мать закатывала глаза, но она так поступала, глядя практически на все, что делал ее отец. Отец, которого вдохновлял очевидный восторг Уитни, купил надувного Санту в натуральную величину, и Санта раскачивался на ветру, как будто его переполняло рождественское настроение. В следующем году к нему присоединился Рудольф. (Однажды ночью Уитни услышала, как ночью мать шипит на отца: «Лучше бы потратил деньги на отпуск в горах Поконо, который ты уже давно мне обещал!») В тот год, когда миссис Холлингер начала руководить церковным хором, отец внезапно проникся религией и добавил светящийся пластиковый вертеп в углу двора. Лицо Девы Марии было таким мягким и кротким, как у миссис Холлингер. На какое-то время обычные игры Уитни, когда она изображала Кристин Даэ из «Призрака Оперы» или прекрасную девушку, унесенную влюбленным принцем к лучшей жизни, уступили место новому хобби: Уитни смотрела на выражение лица Марии, а затем пыталась воспроизвести его в зеркале в своей комнате, притворившись, что завернутый в шарф плюшевый мишка это младенец Иисус. Уитни смотрела на медведя, ее ресницы трепетали, и она пыталась превратить любовь в нечто ощутимое, чтобы обволакивать собеседника, словно теплое одеяло. Она была очень хорошенькой в такие моменты и подмечала это всякий раз, когда украдкой бросала взгляд в зеркало. Уитни представляла собравшихся пастухов и мудрецов, смотрящих на нее и плюшевого мишку Иисуса с благоговением, все они хотели защитить ее, жениться на ней, завладеть ею. (Уитни тогда еще не понимала, что материнство делает женщину менее желанной, а не более.)

Год, когда Уитни исполнилось тринадцать, был странным: она внезапно болезненно остро осознала, что именно с ней не так. Ее грудь была крошечной, а потом вдруг стала огромной, и парни постарше начали проявлять к ней внимание иного толка. Она вела себя слишком тихо, кроме тех моментов, когда была слишком громкой. Она была слишком толстой (и никогда — слишком худенькой). Но вот наступило очередное первое декабря, и отец добавил активируемый движением надувной снежный шар, который воспроизводил звонкую версию «Веселого рождества», когда кто-то проходил мимо, и все снова было просто. Они с отцом изображали из себя ниндзя и попытались прокрасться по ступеням крыльца, не тревожа снежный шар, но как бы медленно ни двигались, шар начинал наигрывать веселую мелодию, и они прекращали играть в ниндзя и бросались в пляс, подпевая.

Неделю спустя Уитни приехала домой после хора с Алисией, которая ходила в частную подготовительную школу в десяти минутах езды от государственной средней школы, где училась Уитни. Алисия была неофициальным лидером секции альтов и могла безо всяких усилий поддерживать сложные гармонии. Во время перекуса, пока другие дети проглатывали чипсы из тортильи, Алисия доставала пакет с палочками сельдерея и клевала, как птичка. Она всегда наносила розовый блеск для губ в туалете после того, как они заканчивали петь, прежде чем снова выйти в мир.

— Выглядит роскошно, — сказала как-то раз ей Уитни, когда они были вдвоем в туалете.

— Ну, потому что это не какая-нибудь аптечная дешевка, — ответила Алисия, стирая пальцем излишки блеска с уголков губ. — Мы с мамой купили блеск в «Лорд энд Тэйлор»[8].

Уитни отчаянно искала дружбы Алисии.

Уитни ждала на автобусной остановке, притопывая, чтобы согреться, и тут подъехала «вольво», а из окна со стороны пассажира высунулась Алисия. Когда она предложила подвезти, Уитни изо всех сил старалась вести себя непринужденно.

Мама Алисии, сидевшая за рулем, выглядела изящной и молодой, но не слишком молодой. На ней было повседневное платье с длинными рукавами, но в ушах не было сережек. (Мать Уитни всегда носила серьги, блестящие, от которых мочки оттягивались, а морщинистое лицо казалось более тусклым.) Она щебетала, рассказывая, что собирается в Аспен в отпуск, и в ее речи не было той пенсильванской грубости, которая так явно обозначала, что Уитни и ее родители живут именно в этом уголке земли. Мысленно Уитни практиковалась повторять слова матери Алисии, в точности так, как та их произносила голосом, который сгодится для любого случая.

— В конце квартала, — сказала Уитни, когда машина повернула на их улицу.

— Мам, смотри! — Алисия ткнула ее локтем и показала на дом Уитни.

— Ого-го, — протянула мама Алисии, — кто-то в вашем квартале переусердствовал с рождественским настроением!

Они с Алисией переглянулись со смехом.

— Отстой! — воскликнула Алисия.

— Не говори так, детка, — одернула ее мама. Она помолчала, а потом ухмыльнулась. — Лучше подойдет слово «аляповатый». — Они снова засмеялись. Уитни выдавила слабую улыбку.

— Какой дом твой, милая? — спросила мама Алисии. Уитни молча ткнула в серый каменный дом Сильверманов, и мама Алисии припарковалась.

— Если тебя нужно будет подвезти, просто скажи Алисии, ладно? В автобусе… — Она состроила гримасу, — …неприятно.

— Да, может, зайдешь к нам в гости на следующей неделе? — спросила Алисия.

— Спасибо, — поблагодарила Уитни. — Было бы классно.