Что за чушь. Ну конечно, хотелось бы верить, что употребление активированного угля превратит ее в Хайди Клум, но в конце концов, к сожалению, она всегда будет самой собой. Она готова поспорить на свою левую грудь, что производители этой «СуперМамочки» обдирают доверчивых мамаш как липку, внутри травки-муравки на два доллара, а продаются в розницу по двести. Амара открыла рот, как будто собираясь возразить, на лице ее застыла тревога. Затем она закусила губу и поднялась на ноги.
— Ну, каждому свое. Поставить музыку?
Клэр кивнула. Амара подошла к телефону и начала пролистывать список треков. Аромат бергамота ударил в ноздри, Клэр подула на чай и сделала небольшой глоток, откинувшись на спинку дивана, чувствуя, как тепло растекается по телу и оседает в животе. Она закрыла глаза. Вдруг знакомые ненавистные аккорды запульсировали из динамика. Клэр вздрогнула и села. Амара прислонилась к стене, наблюдая за ней с кошачьей неподвижностью.
— Может, лучше послушаем джаз? Больше подходит для дождливого дня.
— Разве ты не хочешь повысить свою осведомленность о поп-культуре? — поинтересовалась Амара, приподняв бровь. — Мередит и Элли, вероятно, описались бы от восторга, если бы ты сыграла эту песню на нашем занятии.
— Я бы предпочла, чтобы их штаны остались сухими, — сказала Клэр.
Марлена и Маркус запели дуэтом:
— В любом случае, — сухо заметила Клэр, — думаю, я уловила суть.
Чарли в прыгунках снова стучал по фальшивым клавишам пианино, и металлические звуки смешивались с сочными голосами. В голове у Клэр как будто что-то взорвалось.
— Почему тебя так бесит эта песня? — спросила Амара со смехом.
— Да потому что это моя группа! — взорвалась Клэр.
Амара протянула руку и нажала на паузу, после чего они сидели в тишине, если не считать затихающих звуков псевдопианино Чарли.
— Моя бывшая группа, — поправилась Клэр, глядя в кружку с чаем. Непривычно было произносить это вслух. — Они выгнали меня, потому что нашли кого-то получше, а потом прославились. И вот она я…
Подходило к концу трехнедельное турне, когда парень Клэр, Куинтон, позвонил и сообщил, что у него, кажется, рак.
Она ответила на звонок, раскрасневшаяся от волнения, под впечатлением от того, что впервые сыграла «Глаза Айдахо» на репетиции, и чутье подсказывало, что новая песня — лучшее, что они когда-либо создавали. Когда Клэр услышала голос Куинтона, то сначала подумала, что он звонит, чтобы расстаться, и почувствовала укол печали, потому что Куинтон казался адекватным по сравнению со всеми очаровательными, но непутевыми творческими личностями, с которыми она встречалась до него. Куинтон отучился на юрфаке, спал по восемь часов в сутки, чтобы хорошо отдохнуть перед работой в мэрии. Он говорил об искусстве и политике с апломбом. А еще готовился к полумарафону. Клэр отлично проводила время с ним, пока все, кого она знала, собирались жениться или выходить замуж. Они с Куинтоном пошли на двойное свидание с Теей и ее женой Эми, где Куинтон и Тея наперебой рассказывали свои студенческие истории. Когда он отлучился в туалет, Тея посоветовала Клэр: «Тебе надо замуж за этого парня». Поскольку Клэр почти не разговаривала с родителями и в любом случае не очень доверяла их мнению, это было самое ценное одобрение со стороны семьи, которое она могла получить.
Но оказалось, что новость куда хуже, чем разрыв. У Куинтона не проходила какая-то странная сыпь по всему телу и было предельно низкое количество тромбоцитов. Он обратился к врачу, который заявил, что, пока не придут результаты анализов, ничего точно сказать нельзя, но, скорее всего, это лейкемия.
— Я понимаю, что мы вместе всего пять месяцев, — начал Куинтон дрожащим голосом, — так что, если это рак, ты не обязана оставаться со мной.
— Что? — переспросила она, охваченная тревогой за Куинтона. — Нет, ты что… я тебя не брошу. Разумеется, я останусь с тобой.
— Я люблю тебя, Клэр, — сказал он в первый раз за время их романа.
— И я тебя, — ответила она, хотя и не была уверена, правда ли это, но решила, что именно это ему нужно сейчас услышать.