А Феллини, комментируя свой фильм, отметил: «Рассказы о снах напоминают разговоры о фильмах, так как кино использует язык снов».
«Жизнь похожа на коробку шоколадных конфет. Ты никогда не знаешь, какая конфета тебе достанется».
Они создавали шедевры, заставляли людей смеяться, дарили им мечты и воспоминания.
Но чем сильнее я заостряю внимание на этом, тем больше убеждаюсь, что моя жизнь не для кино.
Глядя на пустой экран, я попытался представить себе, каким бы был мой фильм.
Я – режиссер.
Съемочная группа и актеры подобраны из моих родных, друзей и бывших возлюбленных.
Начало фильма. Я родился. Это было тридцать лет назад. Мои родители умиляются, глядя на меня. Собравшиеся родственники по очереди берут малыша на руки, любуясь его пухлыми щечками. Постепенно младенец учится переворачиваться, ползать, затем самостоятельно вставать, и вот он уже начинает ходить. Испытывающие те же надежды и страхи, что и все молодые родители, мои мама и папа с удовольствием занимаются мною: кормят, одевают и забавляют меня игрушками.
Возможно ли представить себе более счастливое начало жизни? Вряд ли.
Гнев, слезы и смех сменяются чередой на экране, пока я постепенно расту. Я все реже и реже разговариваю с отцом. Кто знает, почему так произошло после того времени, проведенного вместе? Я никогда не находил ответа.
А однажды в нашем доме появляется кот. Его зовут Латук. Так много счастливых часов, проведенных втроем – мама, Латук и я. Но Латук стареет и умирает. Вслед за ним умирает моя мама. Очередной кадр резко сменяется самой трагической сценой в фильме.
Итак, мы остались вдвоем с Капустой. Одни. Отца в кадре нет.
Я начинаю работать почтальоном – будничная жизнь идет своим чередом.
Скучнее не придумаешь! Сцена за сценой прозаичной жизни, реплика за репликой тривиального диалога. Какой низкобюджетный фильм! И в довершение всего этого звезда фильма (то есть я) никак не проявляет, что у него есть цель в жизни или какие-то духовные ценности. Он индифферентный парень, без внутреннего стержня, совершенно не интересен зрителям.
Понятно, фильм никогда бы не имел успеха, если бы в нем была показана моя жизнь без прикрас. Сценарию следовало бы придать больше драматизма. Декорации сделать незамысловатые, но выразительные. Реквизит тщательнее подобрать для создания соответствующей атмосферы, а костюмы выдержать в черно-белой гамме.
А монтаж? Все сцены довольно скучные, поэтому потребуется виртуозный монтаж. Но как ни старайся, больше чем на пять минут кадров не наберется. Это плохо, никуда не годится. Надо внимательнее перечитать сценарий. Проходные сцены затянуты, а те, которые нас захватывают, обрываются в самый интригующий момент. Но это так напоминает мою собственную жизнь.
А как насчет саундтрека? Дайте подумать, может быть, какая-нибудь приятная мелодия, сыгранная на фортепиано, или наоборот, что-то величественное и торжественное в исполнении целого оркестра? Нет, лучше попробовать что-нибудь расслабляющее, вроде акустической гитары. Но что бы мы ни выбрали, у меня только одна просьба – во время грустных сцен ритмичная оживленная музыка должна звучать фоном.
Теперь работа над фильмом завершена. Это ничем непримечательная картина, которая, вероятно, не станет лидером проката. Ее премьера не вызовет особой шумихи, и сам фильм останется по большей части незамеченным. Скорее всего, он быстро выйдет на видео и будет лежать где-то в укромном уголке салона видеопроката в поблекшей упаковке.
Заканчивается финальная сцена. Мелькают титры. Гаснет экран.
Если бы моя жизнь была фильмом, мне бы хотелось, чтобы он стал в каком-то смысле запоминающимся, вне зависимости от скромности постановки. Я хотел бы надеяться, что для кого-то он будет что-то значить – поддержит как-то и воодушевит.
А после титров жизнь идет своим чередом. Хочу надеяться, что моя жизнь продолжится в чьей-то памяти.
Двухчасовой сеанс завершается.
Я покидаю кинотеатр, и меня окутывает тишина и сумрак ночи.
– Тебе грустно?» – спросила она, когда мы вышли из кинозала.
– Не знаю.
– Должно быть, это тяжело для тебя.
– Не знаю. Извини, я правда не знаю, что чувствую сейчас.
И я на самом деле не знал. Я не понимал, грущу ли я из-за того, что скоро умру, или потому, что нечто действительно важное и значимое должно было вскоре утратиться из этого мира.
– Знаешь, ты можешь вернуться сюда и встретиться со мной в любое время, если вдруг почувствуешь себя плохо, если возникнет такая сильная боль, что не сможешь ее терпеть.
Ее слова прозвучали как раз в тот момент, когда мы подошли к подножию холма.
– Спасибо, – ответил я и стал подниматься по холму.
– Подожди! – окликнула она меня. – Еще один вопрос!
– Только не это…
– Это последний вопрос. Только один.
Когда она прокричала мне это вдогонку, я понял, что она плачет.
И тогда, глядя на нее, я почувствовал щемящую нежность в груди.
– ОК, я сделаю последнюю попытку.
– Знаешь, когда у фильма печальный конец, я всегда смотрю его еще один раз. Догадываешься почему?