Сегодня на столе доктора Перри кружка не стояла. Только серебряный термос.
– Вы сделали в выходные то, о чем я вас просил?
Я покачала головой. На его лице появилось выражение бесконечного терпения.
Понятия не имею, как у него это получалось.
– Как дела с вашими друзьями?
Доктор Перри задавал этот вопрос каждый понедельник. Каждую пятницу он давал мне задание открыться друзьям, но я так и не смогла на это решиться.
Я ослабила сжатые на коленях кулаки.
– С Дари все как обычно. Понимаете, она хочет, чтобы все наладилось. Хочет, чтобы все мы были друзьями. Не то чтобы она забыла о Меган или любом другом, но я… думаю, она не хочет больше об этом думать. Поэтому мне трудно ворошить прошлое.
– Разговор о вашем состоянии не означает, что вы ворошите прошлое. А Эбби?
– Она больше не начинала разговора о том, что я была трезвой, садясь в машину. Но она со мной и так почти не разговаривает.
Грусть обрушилась на меня словно ливень. Я скучала по Эбби так же сильно, как по Меган. Я не могла вернуть одну подругу и не представляла, как помириться с другой.
– Не знаю, говорила ли я вам это, но… Я вспомнила, как Эбби приехала на вечеринку с Крисом и подумала, что он пил. – Я смущенно пошевелилась. – Она считает, что это не то же самое, потому что в той ситуации никто не умер.
– Что ж, зачастую людям трудно признать, что они сделали потенциально опасный жизненный выбор, ведь не получили никаких последствий. А еще труднее им смотреть на себя и признавать, что они несовершенны, что иногда тоже ошибаются и что тоже приняли решения, которые могли бы закончиться катастрофой.
Доктор Перри положил одну ногу на другую.
– Одним людям везет, другим – нет. Но кто-то учится на ошибках, даже если не пострадал, видит ситуацию, подобную вашей, и это служит им болезненным уроком. Они понимают, что могли оказаться на вашем месте, и из-за этого обретают множество внутренних конфликтов. Их трудно распознать. Легче указывать на недостатки других, игнорируя свои собственные, – он слегка постучал кончиком ручки по столу. – А еще есть те, кто никогда не усваивает жизненный урок, но первым бросается с обвинениями.
Я принялась кусать ноготь.
– Однако их обвинения попадают в точку. Я ведь могла уйти, попытаться забрать у Коди ключи, вернуться на вечеринку и найти Кита или Себастьяна или…
– Да, вы могли
– Но я могла попытаться, – прошептала я, опуская ноги на пол.
– Вы могли, Лина, но вы этого не сделали. Вы спросили его, все ли с ним в порядке. Вы не прислушались к своей интуиции, которая говорила вам сделать иначе, но… – он вздохнул. – Я буду честен с вами. Хорошо?
Я сморщила нос.
– Разве вы не были честны все это время?
На его лице появилась мимолетная улыбка.
– Тем вечером вы сделали неправильный выбор. Полностью осознаете это и принимаете. Вы не обманываете себя, не создали ревизионистскую историю событий. Вы могли убедить себя, что ничего нельзя изменить, но не стали этого делать. Знаете, что произошло, и понимаете, как все могло быть. Это никогда не изменится. Вам придется учиться жить с вашими решениями, принимать их, учиться, расти и становиться лучше.
Потерев рукой лицо, я обрадовалась, что не накрасила утром глаза, потому что тушь уже оказалась бы у меня на щеках.
– Но как мне перейти к той части, где я принимаю сделанный выбор? Как стать этим человеком, которому волшебным образом стало лучше? Когда я перестану чувствовать себя худшим человеком на планете?
– Вы – не худший человек на планете.
Я бросила на него скептический взгляд.
Доктор Перри одновременно поднял бровь и руку.
– Самые большие изменения происходят медленно… и неожиданно.
– Это бессмысленно.
– Однажды вы просто поймете, что прошли через эту часть жизни и приняли то, чего нельзя изменить. Тогда вы осознаете, что двигаетесь дальше. Будет казаться, что это произошло внезапно, но в действительности это была долгая работа.
Я прищурилась.
– Это не совсем помогает.
Доктор Перри улыбнулся, и в его улыбке читалось, что однажды я изменю свое мнение.
– Хорошее начало – это открыться тем, кто вам важен.
Приступ паники вспыхнул в моем животе.
– У вас есть выбор. Можете продолжать вести себя так, как ведете, и беспокоиться о том, что было бы, если бы ваши друзья знали. Это утомительно и вредит вашей дружбе.
Он прав.
– Либо можете открыться им.
– А что… если они меня возненавидят?
– Тогда они никогда не были настоящими друзьями. Они могут злиться, могут даже разочароваться. Однако если это действительно ваши друзья, которые по-настоящему за вас беспокоятся, они примут вас со всеми недостатками.
Я снова прикусила ноготь.
Не уверена, что мои действия можно было считать обычным недостатком.