Лебедев был уверен, что майор Широкин не так прост, каким желает казаться. Почти наверняка, он не только из любезности выделил собственного вестового в распоряжение штабного инспектора, но и дал Тарасу Прокопенко задание докладывать обо всем, то есть шпионить за Александром на всякий случай, тем более, зная, чей он сын. А факт ночной попойки в компании боцмана придавать огласке Саше совсем не хотелось. И, в первую очередь, чтобы не подставлять Игоря Мочилова. Сам-то он выкрутится, а вот у боцмана, конечно, могут быть из-за него неприятности. Проверками Игоря замучают, если заподозрят, что втихаря напивается. Конечно, Тарас парень неглупый. По запаху и виду своего приезжего командира он уже наверняка догадался о многом. Да и запах, исходящий до сих пор от Александра, красноречиво говорил о попойке накануне. Но, вот с кем именно он пил, пусть лучше вестовой не узнает.
С этими мыслями Лебедев поднялся на эсминец. Он сразу прошел к тому месту, где они сидели с Мочиловым на рундуках, а потом там же и заснули. Вот только Мочилова застать на прежнем месте не удалось. Да и портфель отсутствовал. Александр пошарил за каждым рундуком, но никаких следов портфеля видно не было. Потому он подумал, что забыл, наверное, портфель в гальюне. Он решил обследовать этот путь снова и побрел в сторону гальюна, внимательно осматриваясь и про себя удивляясь, как же ему удалось пройти здесь ранним утром спросонья и спьяну, не зацепившись, не поранившись и даже не порвав форменную одежду о вывернутые разрывами куски металла с острыми краями.
Когда он, обшарив каждый уголок по пути к гальюну и внутри него, и пошел обратно к носовому кубрику, чтобы осмотреться там еще раз, его внимание сразу привлекли громкие разговоры, доносящиеся со стороны юта. И оттуда явственно доносился голос боцмана. Оказалось, что возле развалин кормовой надстройки Мочилов ругался с рабочими, которые никак не хотели срезать кусок переборки, вывороченный взрывом вовнутрь и придавивший буфет в адмиральском салоне. Но боцману этот буфет был очень важен. Александр знал, что там внутри хранились корабельные реликвии: адмиральский фарфоровый сервиз, хрустальные бокалы, столовое серебро и, возможно, еще что-то, оставшееся на корабле со времени его спуска на воду в царское время.
Несмотря на пожар, бушевавший вокруг какое-то время после немецких попаданий, пока команда героическими усилиями не потушила огонь, не дав ему распространиться внутрь корабля, буфет, вроде бы, уцелел. Он только упал, придавленный рухнувшей переборкой. Добротно выделанная лакированная древесина выглядела лишь слегка тронутой пламенем с одного края. И боцман настаивал, чтобы буфет подняли немедленно. На что рабочие резонно замечали, что ремонт надстроек, согласно плану ремонтных работ, начнется лишь после того, как будут устранены пробоины в корпусе.
Сами рабочие, трое нерусских парней прибалтийского происхождения из Либавы, может и согласились бы, но их начальник, лысоватый толстенький инженер с чертежом в руках, наотрез отказывался терять время на столь незначительную ерунду. И Лебедев попытался вмешаться, используя служебное положение. Когда он представился инспектором от штаба флота, инженер несколько смягчился, а когда объяснил, что в буфете содержится секретная документация, которую необходимо немедленно извлечь, толстячку деваться стало некуда, и он все-таки отдал работягам соответствующие распоряжения.
Вскоре металл, мешающий поднять буфет, рабочие срезали газовым резаком. И Мочилов вместе с Лебедевым привели освобожденный предмет мебели в вертикальное положение. Хотя огонь и пощадил дерево, внутри все побилось. Роскошный адмиральский сервиз, который берегли столько лет, превратился в груду фарфоровых черепков. Хрустальные бокалы тоже разбились. Стряхнув черепки, Мочилов жадно выхватил из-под них большую деревянную коробку и, поблагодарив работяг, решительно направился в сторону носового кубрика. А Лебедев потопал за ним, стараясь не зацепиться за острые края вздыбленного взрывами металла, торчащие повсюду.
— Не понимаю, что тебе там так срочно понадобилось, ведь было ясно, что побилось все, что находилось в шкафу? — спросил Александр, когда они достигли того самого носового кубрика, в котором накануне поминали погибших друзей.
— Так нужно же было спасти наши корабельные реликвии. В этом ящичке лежит адмиральское столовое серебро. И мне совсем не хотелось, чтобы работяги рассовали его к себе по карманам. Это, во-первых. А, во-вторых, ящичек не простой. И в нем еще содержится наша главная корабельная реликвия, — поведал Игорь.
— Это какая же? — не понял Лебедев.
— Сейчас покажу, — сказал Мочилов, поставив ящик на ближайший рундук.
Боцман открыл плотную крышку и выложил начищенные серебряные вилки, ложки и ножи с царскими гербами. После чего извлек из-под них деревянное дно, оклеенное зеленым бархатом, вытащив наружу нечто матерчатое, сложенное в несколько раз.