Эссе 2003-2008

- Известное дело: «по образу и подобию». От обезьяны, - добавил он на тот случай, если я не понял.

В Америке, где эволюцию часто считают европейским извращением, это не совсем так. Русских тут производят напрямую от коммунистов. Поскольку последних тут никто толком не видел, то портрет получается произвольным: толстый с медалями. В фильмах про Джеймса Бонда злодеям для простоты давали имена писателей. Одного генерала звали Пушкин, другого - Чехов, Солженицын - уже не выговорить.

Америку понять нетрудно. Мои здешние ровесники еще помнят, как их учили прятаться под парты, когда начнут падать советские бомбы. В 50-е каждый американский ребенок носил на шее именной жетон, чтобы знали, кого хоронить. Любви такое не способствует, но и особой ненависти не было, скорее ленивое недоумение.

Четверть века назад, когда я приехал в Америку, чтобы открыть ей глаза, она ими смотрела потешную рекламу. На экране шел показ советских мод: дородная уборщица в балахоне. Пляжную версию костюма дополнял резиновый мяч, к вечернему наряду добавлялся фонарик.

- Что ты хочешь, - утешал меня Пахомов, бывший в прошлом рождении марксистом, - Америка - страна победившего пролетария.

- Как Россия?

- Ну да. Только там пролетариат проиграл.

Но и Пахомову стало не по себе, когда американцы принялись выливать безвинную «Столичную» за то, что русские сшибли корейский лайнер. Наши таксисты тогда выдавали себя за болгар, но только до тех пор, пока София не оказалась замешанной в покушении на Папу Римского. В своих знаменитостей американцы предпочитают стрелять сами, без подсказки органов.

Первую симпатию на брезгливом лице Америки я уловил, когда случился Чернобыль. Это все равно что заметить расстегнутую ширинку на штанах хулигана. Державная слабость располагает к сочувствию, особенно у американцев, которые предпочитают устраивать ядерные взрывы не на своей, а на чужой - японской - территории.

Америка впервые оттаяла с явлением Горбачева. Я до сих пор не знаю, чем он ее купил, но в честь непьющего генсека выпустили водку «Горбачев». Понятнее была бы водка «Ельцин», но вместо нее появилась плохо очищенная «Жириновская», и Америка вернулась к «Столичной». Что, в сущности, и не важно: водку тут все равно разбавляют - тем самым льдом, что растопил Горбачев.

Вторая оттепель оказалась еще короче первой. Если раньше русский экспорт ограничивался политически некорректным товаром - икрой и мехами, то теперь к ним прибавились татуированные бандиты и уступчивые блондинки. Недолгому взлету популярности мы обязаны Голливуду, которому русская мафия заменила уже отработанную сицилийскую. В одном из таких фильмов крестный отец излагает свое выстраданное кредо: «Где демократии справиться с теми, кого не раздавил Сталин!».

Популярный по обе стороны океана тезис не успел развиться, как грянуло 11 сентября, отменившее русских как класс, тему и проблему. Нашедшую себе надежного врага Америку сейчас интересуют в России только окраины, причем южные. До остального всем мало дела.

Я почувствовал это на себе. С тех пор как в жилетке Америки мы заняли свой этнический карман - между греками и корейцами, с нами перестали считаться - от нас перестали шарахаться.

Иногда быть не хуже и не лучше других удобно. Я это оценил, когда ломаным русским овладел стоящий по соседству банковский автомат. Теперь на его экране можно прочесть: «Дайте мне минуточку, чтобы закончить ваш запрос». Хорошо, что не «допрос», подумал я, но не обиделся, потому что мне всегда нравились эти голубоглазые машины денег. В Америке их зовут, как КГБ, аббревиатурой: АТМ. В России она называется иначе, о чем я узнал в Москве, когда мне понадобились наличные.

- Где у вас ближайший банкомет? - спросил я у человека с ружьем, который стоял то ли на страже, то ли на стреме.

- В казино «Чехов».

- Почему же это «Чехов», а не «Достоевский»? - заинтересовался я.

Но друзья уже тащили меня к банкомату, знаками показывая прохожим, что я не опасен для окружающих.

12.05.2005

66

К настоящему Западу ведет одна дорога - 66-я

К настоящему Западу ведет одна дорога - 66-я. Вдоль нее стоят кресты с жестяными цветами. О ней поют ковбойские барды: По дороге шестьдесят шесть Только в седле можно присесть.

Ее изображают на игральных картах, ножнах и галстуках (по ту сторону Скалистых гор их все равно никто не носит). Но главное - по ней до сих пор едут к Тихому океану. А навстречу, но уже по рельсам, несутся товарные составы: 30, 40, 100 вагонов, и на каждом написано: CHINA EXPORT. Знали бы китайские кули, строившие в XIX веке эту железную дорогу, что кладут шпалы для соотечественников.

В этих краях для всех, кроме тепловоза, дорога - не средство, а цель. В пути не бывает скучно, ибо аттракционом становится избыток пространства. Об этом догадываешься, когда возвращаешься на восток, к цивилизации, где теперь мне и двухэтажные дома кажутся излишеством.