Эссеистика

Но человек так привык к этому бессмысленному копированию натуры, что восхищается им даже у тех художников, для которых это всего лишь разбег. А предложите ему кем-то сочиненные или кому-то пригрезившиеся истории, описанные с не меньшей реалистичностью, — он возмутится. Потому что эти истории не про него, а про других. В нем говорит эгоизм. Человек берет на себя роль судьи. Выносит приговор. Горе тому, кто попытается отвлечь его от самосозерцания.

Точно так же, когда человек читает — он читает в себе, когда смотрит — смотрит в себя.

Искусство рождается в тот момент, когда художник отходит от натуры. То, каким образом он это делает, оправдывает его существование. Это становится истиной в последней инстанции.

Но отход от натуры может происходить и неявно. (Я имею в виду Вермеера и кое-кого из очень молодых современных художников.) Это вершина искусства. Красота прокрадывается туда тайком. Она расставляет там виртуозную ловушку, внешне невинную, подобную ловушкам растений, и завлекает в нее зрителей — исподволь, чтобы они не испугались, так как испуг — обычная реакция на ее Горгоний лик.

Дидро раздражает меня^{124}

, когда подробно описывает истории, касающиеся Грёза. И Бодлер раздражал бы^{125}, если бы описывал истории с Делакруа, не будучи оплодотворен этим художником. Данте является оправданием ловушки Делакруа Делакруа — оправданием ловушки Бодлера То же невооруженным глазом прослеживается в соединении Делакруа — Бальзак («Златоокая девушка»).

Из века в век «Джоконда» увлекает взгляд в ловушки, которые Леонардо расставил — как он полагал — исключительно ради красоты своей модели.

В кинематографе только отсутствие цвета спасает фильм от пошлости и делает из него произведение искусства. Красота там редкая гостья. Цвет разрушил бы недосказанность. Все стало бы уродливым — кроме красоты.

Люди морщатся на цветные фильмы, потому что, по их мнению, они далеки от натуры. И снова в этом заключено противоречие: цвет победит, и красота им воспользуется.

Инстинкт размножения толкает поэта разбрасывать свое семя как можно дальше за своими пределами.

Я повторяю еще раз, семена дают всходы даже в том случае, если их разбрасывают плохо. Некоторые виды (Пушкин, например) не поддаются распространению. Это, однако, не мешает им летать повсюду и, как бы мало их ни было, они сохраняют силу воздействия.

Шекспир вот пример растения, которое взрывается, разбрасывая семя. Крылья и ураганы разнесли его по всему миру. Красота собирается в него со всех сторон огненными языками.

Если бы мы могли измерить расстояние, отделяющее нас от тех, кого мы мним самыми близкими мы бы испугались. Хорошие взаимоотношения сотканы из лени, вежливости, лжи и множества других вещей, заслоняющих собой препятствия, которые нас разделяют. Даже молчаливое согласие заключает в себе столько разногласий относительно мелочей и того, куда мы идем, что можно заплутать и никогда больше не встретиться. Если однажды мы обнаруживаем в ком-то дух, который, как мы думаем, приводится в движение тем же механизмом, что и наш собственный, и который удивляет нас тем, что необычайно быстро минует области, нас занимающие, то вскоре мы узнаем, что человек этот специализируется, скажем, в музыке, и мираж, который нас было сблизил, рассеивается. Чувство увлекло его вдаль от рассудка. Контроль рассудка иссяк. Слабость, с которой этот человек сначала мирился и у которой затем пошел на поводу, которую вынашивал и лелеял, ежеминутно ей потакая, в конце концов нарастила атлетические мышцы и задушила все остальное. В результате перед нами душа, способная понять все и не понимающая ничего. То, что нас в ней прельстило, не находит применения. Эта упрямица обожает скверную музыку и всецело ей отдается. Глухая к истинным ценностям, в главном она не свободна. Зато по любым другим дорогам она бродит непринужденно. Единственное, чем она пользуется, — атрофированный член, и печальное зрелище этого уродства наполняет ее гордостью.

Куда серьезней, по всем статьям, согласие кажущееся. Именно оно позволяет нам жить, именно на него опирается искусство, чтобы заставить нас служить себе. Произведения искусства настолько полно отражают наше одиночество, что задаешься вопросом, какая невероятная жажда общения толкает художника выставлять их на всеобщее обозрение.