Есть ли жизнь на Марсе?

Страшная эротика

Александръ Дунаенко

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Есть ли жизнь на Марсе?

До пенсии оставалось три года. Всего-то три года оставалось до пенсии! Уже и планы себе какие-то рисовал оптимистические. Ну, там – поездки по Европе, встречи с интересными людьми. Полноценное общение с внуками.

Нет, до конца я всё-таки ещё не понял, не осознал, что такое пенсия, пенсионный возраст.

С одной стороны – в голове ещё сидит представление о пенсии и пенсионерах – как о предсмертном состоянии. Вот есть она, длинная жизнь – от горшка до сорока-пятидесяти лет, когда не думаешь ни о болезнях, ни о кладбище.

Вот моей маме сейчас за восемьдесят, так разговоры у неё, любимые темы – кладбище, похороны и кто как умер. Есть ещё воспоминание современников: перечисление друзей, родственников, ныне покойных.

А я ещё, наверное, чего-то недопонимаю. Пока ещё ощущение, что выход на пенсию – это что-то вроде окончания университета. Впереди – карьера, новые горизонты, новые радости жизни. Ну, пусть не совсем так. Но – есть определённое сходство. По окончании пенсионного возраста тоже выдаётся документ. Единого образца. Очень серьёзный. Только вот в жизни он уже не пригодится. Нельзя прийти с ним куда-нибудь, показать и устроиться на работу. Получить без очереди двести граммов сливочного масла. Бесплатно проехать в троллейбусе или на метро.

А для того, чтобы получить такой документ, нужно в жизнь поступить (приём без экзаменов), потом прожить её определённое количество лет (для каждого срок определяется сугубо индивидуально), и – окончить. Для окончания никаких препятствий. Любой балл проходной. Событие отмечается коллективом близких друзей и родственников.

И как-то грустная истина о том, что пенсия – понятие, напрямую связанное с работоспособностью, жизненным ресурсом – эта истина, кажется, не касается конкретно меня. По-прежнему представляется, что, если уже и могилка – то это ещё очень далеко. А болячки – откуда им взяться? Не пью, не курю. Гуляю.

Вон, у друга в сорок лет уже разбухла простата. Сам виноват. Должна быть нормальная, полноценная половая жизнь. Не даёт жена – ходи на сторону. Сходи в секс-шоп, купи себе подходящую игрушку, видеокассеты.

Мы не можем ждать милостей от природы.

Ну и – вот. До пенсии, значит, три года. Подходит очередная медицинская комиссия. В нашей организации бригада медиков из Екатеринбурга ежегодно обследует сотрудников на состояние пригодности к работе. И ничто не предвещало недоброго. Даже простата.

А тут зашёл к врачу, который ухогорлонос. Красивая молоденькая женщина. Комиссию мы проходили летом. В помещении тепло – халатик на ухогорлоносе практически на голое тело. Ну, я, чтобы задержаться, чтобы всё как-то получше рассмотреть (зрение у меня 100% – только что проверил), я этой фее в тонком халатике и решил пожаловаться: – Что-то у меня, говорю, со слухом.

А у меня, уже не помню с какого времени, и, правда, заметное ослабление слуха на левое ухо. (Слуха – ухо. Всё-таки пропадает во мне поэт…). Но никто этого моего дефекта (я насчёт ушей) никогда не замечал, потому что другим ухом я даже ультразвуки улавливаю.

Думал я – посадит сейчас меня подле себя обаятельная и привлекательная, и проведу я с ней несколько приятных минут в беседах, полезных для глаза и для здоровья.

Комиссия-то у нас из самого Екатеринбурга. Когда ещё в нашей глубинке живую женщину из настоящей сибирской столицы увидишь. От них, от городских, и духи, и манеры. И бельё – вон какое просвечивает!..

Но не посадила меня столичная врач за лечебный столик, а приказала сразу уйти в дальний угол комнаты, повернуться к ней спиной, закрыть правое ухо и слушать, какие она мне будет слова говорить. Ничего интересного. Когда посадила, наконец, к себе за столик, мне было уже не до любезностей. – Вам, говорит, нельзя уже работать в вашей организации, потому что вы не проходите по здоровью ваших ушей.

Вот и всё. Добаловался. Провёл несколько приятных минут. Вот ведь, старый дурак, и чёрт же меня за язык дёрнул! Молчал бы и доработал бы тихонько до пенсии свои три года… Как там, у Высоцкого: « Так табе и надо, раз такой болван! Нечего глядеть на тот аероплан!..».

Через неделю я уже ехал в автобусе обратно в Казахстан, в свой Актюбинск. Нужно было искать работу. Хоть какую. В Актюбинске оставались друзья, родственники. А в России за десять лет жизни так ни теми, ни другими не обзавёлся.

Для Казахстана у меня, правда, совсем неподходящая национальность. Она называется неказах. Но не буду загадывать наперёд. А, вдруг, повезёт, может, ещё чего и получится.