Естественные причины

Сара сделала скальпелем отметки на матке, затем прорезала в ней небольшое отверстие. Указательным пальцем раздвинула мясистые волокна мышц. А затем легким прикосновением лезвия вскрыла полость.

– Мы внутри, – произнесла она при первом же излиянии жидкости. – Включите, пожалуйста, отсос.

Наступил критический момент. Мощная матка может в любой момент закрыться, и тогда выход ребенка необычайно осложнится. На целых десять секунд Сара затаила дыхание, и, кажется, остановилось даже биение ее сердца, когда она прощупывала полость таза, пыталась добраться до ног ребенка и одновременно определить положение пуповины. Ее пальцы мягко охватили длинные и тонкие ножки и вытянули их через разрез. Потом вышло туловище, и осторожно, еще более осторожно, она вытянула плечи и руки. Наконец, подцепила ладонью яйцеобразную головку и вынула ее из прорези. Ребенок родился.

Сара быстро прочистила его нос и рот, и через мгновение напряженную тишину родильной палаты нарушил пронзительный, прерывистый крик новорожденного. И тут же исчезло царившее в комнате напряжение.

– Кэти, это девочка, – просто выговорила Сара. – Замечательная девочка. Поздравляю. Отец, идите сюда, можете перерезать пуповину.

Молодой человек, только что окончивший школу, нервно и робко подошел бочком, сделал все так, как она ему велела, и заторопился обратно к изголовью кровати. Его жена то плакала, то принималась смеяться от радости. Проглотив неожиданный ком в горле, Сара передала здоровенького младенца педиатру. Она надеялась, в комнате никто не заметил, что она чуть не заплакала – и не от радости, а от печали о Брайене Саммере, который родился мертвым семнадцатью часами раньше. Он умер еще до того, как они доставили Лизу в родильную палату.

Как и младенец предыдущей пациентки с ВСК, Брайен Саммер погиб от обширного кровоизлияния в плаценту. Если бы его извлекли хотя бы на полчаса раньше, он мог бы выжить. Но все усилия были направлены на спасение жизни Лизы.

С непривычной рассеянностью Сара следила за своими руками, которые продолжали делать свое дело – извлекли плаценту, начали закрывать надрез. Решение попытаться спасти жизнь Лизы было правильным. Однако с исходом операции примириться было нелегко. Сара уже накладывала швы, когда к ней сзади подошла медсестра из хирургического отделения.

– Сара, – шепнула она, – доктор Трюскот попросил сказать вам, что Лизу Саммер опять перевели в операционную.

«Ой, только не это», – подумала Сара.

– Вы не знаете, в чем дело?

– Видимо, опять тромбы. Не знаю, что теперь собирается делать доктор Трюскот.

– Спасибо, Вин. Я приду сразу, как освобожусь. Кэти, уже почти все. Педиатр только что дал мне понять, что ваша дочка в отличном состоянии. По шкале очков у нее девять. Максимум – десять, но такую, оценку получают дети, которые при рождении уже умеют играть на скрипке. Вашего ребенка скоро принесут.

– Спасибо, доктор. Огромное спасибо.

Сара приклеила пластырь на рубец и, отходя от стола, стянула перчатки.

– Мы все очень за вас рады, – сказала она.

Она вышла из родильного отделения и направилась в хирургию. На пути ее остановили два раза – сначала медсестра, потом практикант, и оба говорили о случае с Лизой.

– Об этом только и разговору в больнице, – сообщил практикант. – Вы просто открыли всем глаза на потенциальные возможности альтернативных методов лечения. Моя медицинская степень – доктор остеопатии – выдана училищем остеопатии в городе Филли. И вот впервые за все время другие стажеры-медики начали расспрашивать меня о моем образовании... что мы изучаем такого, что не преподается в обычных медицинских учебных заведениях. Даже люди, которые резко отрицательно отзывались о нетрадиционной методике, вдруг очень заинтересовались ею.

Эти слова должны были бы бальзамом пролиться на душу Сары. Но ее душило ощущение собственного бессилия. Все знания, высококлассное оборудование и специалисты, стоившие сотни тысяч долларов, не смогли спасти ребенка Лизы Саммер. Уже не в первый раз она переживала подобные мучительные минуты. Люди смертны, это истина, от которой никуда не денешься, но каждый раз она переживала неудачу как невосполнимую потерю. И не помогали никакие доводы рассудка и логики. Ей вспомнился ее старый лечебный кабинет на втором этаже института Эттингера. Подобные мысли посещали ее и тогда. И все же тот мир казался ей теперь спокойным и простым. Мир, отлетевший от нее на световые годы.

Может быть, все дело состояло в степени ответственности, личной ответственности, несмотря на все новые ухищрения науки и медицинской технологии. Иногда, а случай с Лизой Саммер был одним из таких, ей казалось, что она поменяла управление планером на пилотирование самолета.

Она ушла из института Эттингера из-за негибкости и в конечном счете из-за нетерпимости по отношению к ней Питера Эттингера. Она решила добиться получения степени доктора медицины, полагая, что тогда многие трудности и разочарования, связанные с ее профессией, отпадут. А вместо этого, несмотря на все приобретенные навыки и опыт, она стала чувствовать еще большую неуверенность.

* * *