Эстетика мышления

"Все, что я сказал, может быть показано человеку, ... но это все теория. И вот я воображаю человека вопрошающего себя: что же это такое во мне, что заставляет меня приносить в жертву закону самые сокровенные соблазны моих инстинктов и все желания, диктуемые моей природой, закону не обещающему мне взамен никакой выгоды, и не угрожающего мне ничем в случае нарушения его; более того, я почитаю его тем больше, чем властней он повелевает, и чем меньше мне он за это сулит?".

Подставьте здесь слово "добро". Что заставляет меня принести в жертву закону добра диктуемые мне инстинктом побуждения? Тем более, что нарушить это очень просто, поскольку ничем наказан не бываешь. Так что же это такое во мне, что не наказывает и что легко нарушить, но дает мне одновременно такую силу? Содержащееся в этом вопросе восхищение величием и возвышенностью внутреннего начала в человеке и вместе с тем окружающая его тайна волнуют меня лично до глубины души, как, надеюсь, и вас. В скобках он пишет:

"Ведь ответ: “Это — свобода” — был бы в этом случае тавтологичен, потому что свобода сама по себе представляет тайну".

То есть, если бы то, что я с таким пафосом назвал свободой и считал бы, что это ответ, то Кант предупреждает: нет, это не ответ, потому что свобода — это лишь другое таинственное слово. Можно вновь и вновь останавливать на этом свой взор и восхищаться всякий раз силой в себе, не уступающей никаким другим силам природы, учитывая, что под условиями понимания я описывал такие состояния человека, которыми он возвышает себя, не уступая при этом в том числе и убедительности эмпирических аргументов. Не из них рождается истина.

"Вот перед нами то, в чем так нуждался Архимед, но не нашел, а именно, та прочная опора, к которой разум может приложить свой рычаг, и не к настоящему или будущему миру, а просто к своей идее внутренней свободы, которая благодаря непоколебимому моральному закону дает нам надежную основу для того, чтобы с помощью основоположений будить в человеке волю, даже вопреки противодействию всей природы. Вот это и есть тайна, та тайна, которая может стать осязаемой (т.е. не решенной, а осязаемой), лишь после длительного развития понятий рассудка и тщательно взвешенных принципов, следовательно, только с помощью труда или воспитания."