Читаем Эстетика пространства полностью

Созданию атмосферы уюта способствует и цвет, преобладающий в интерьере. Здесь хороши спокойные и естественные тона. Пестрые и тем более ядовитые, «кислотные» цвета этому препятствуют. Они слишком привлекают к себе внимание, причем «делают» это насильственно, помимо нашей воли. Они «навязчивы», «несдержанны», «экспансивны», «своевольны»: они действуют на нас, не интересуясь нашим настроением. Яркое и пестрое будоражит, оно не мирит нас ни с собой, ни с миром, скорее, оно «выводит нас из себя». От яркого и пестрого через какое-то время хочется отвести глаза («перевести взгляд»), но сделать это в замкнутом пространстве не так-то просто, особенно если яркими и пестрыми оказываются не отдельные и небольшие предметы, а стены, пол, мебель, драпировка на окнах… Яркие, открытые, интенсивные цвета – это цвета праздника, а не будней. То, что уместно на ярмарочной площади или на карнавале, едва ли годится для жилища. Яркие краски здесь хороши время от времени и «по случаю», жить в их окружении постоянно – непросто. В противоположность яркому и пестрому, светлые, пастельные тона и цвета, преобладающие в природе (травянисто-зеленый, коричневый всех оттенков, синий, белый), успокаивают, помогают «прийти в себя». Цвета, приглушенные белым (разбелённые) или черным (темные по тону), гармоничное сочетание таких цветов располагают к отдыху и спокойному общению, к чтению, к домашнему досугу. Соответственно, они подходят и для уютного интерьера.

Завершая этот далекой от полноты обзор преэстетических условий уютного, стоит сказать о том, что возникновению уютной атмосферы мешают претенциозность в обстановке и поведении людей, находящихся в помещении. Напротив, отсутствие напряженности, естественность и простота комплементарны уюту.

Человек, как известно, существо общественное, и главный для него источник опасности и беспокойства (как, впрочем, и источник радости) – другой человек. В доме, где живут не просто близкие, но расположенные друг к другу люди, для уюта есть многое. Хорошо и спокойно человеку с людьми, которым он доверяет, которых давно знает и любит. Дом – это «Ноев ковчег», в котором человек ищет и порой находит (на время!) спасение от захлестывающих волн житейского моря, от ежедневных забот и треволнений. Без присутствия в нем других этот ковчег не полон. Вот почему чувство уюта чаще посещает нас в тех домах, где царит мир. Если мы и можем на кого-то положиться в этом мире, так это на родных и близких.

Впрочем, верно и обратное: непонимание и раздор в семье, холод и отчужденность в малом кругу домашних исключают рождение чувства уюта даже в тех случаях, когда все прочее, казалось бы, к нему располагает. Совместная жизнь людей, чувствующих себя чужими друг другу, превращает дом из места гармонизации душевных движений в «юр», в такое место, куда не хочется возвращаться. А если «домой не хочется», то сколько ни драпируй окон, сколько ни заставляй квартиру предметами мягкой мебели и антиквариатом – уютнее в ней не станет.


3.2.2. Феномен уюта: история и современность (от уюта к комфорту)

От эстетической конституции уюта перейдем к исследованию того, какое место этот феномен занимает в современной культуре. Вопрос можно разбить на две части: 1) благоприятствует ли пространственно-предметная среда современного интерьера уюту; 2) расположены ли к уюту наши современники? Рассмотрим вопрос в историко-культурном измерении, чтобы воссоздать исторический контекст того места, которое феномен уюта занимает в современном обществе.

Историчность уюта

Для начала обсудим вопрос о времени появления уюта в тезаурусе русской культуры и о тех условиях, которые сделали возможным его открытие в русском обществе[207]. Когда тот или иной эстетический феномен из области индивидуального опыта и рефлексии попадает в поле общественного внимания, он обретает языковую форму. Исчезновение слова из языка (если только оно не было замещено синонимом) свидетельствует об утрате интереса к тому, что когда-то находилось «в поле зрения».



Уют – одно из живых и активно используемых слов русского языка. И кажется, что так было всегда. Однако историки языка отмечают, что в письменных источниках слово «уют» можно обнаружить не ранее конца восемнадцатого столетия[208]

.

Столь поздняя языковая артикуляция свидетельствует, что уют как особое чувство – один из плодов европеизации русского общества (прежде всего, дворян и городских жителей) и связан с появлением в России человека модерна. Этот историко-культурный факт говорит о том, что уют – это феномен Нового времени. Попытаемся конкретизировать этот тезис и уточнить, принадлежит ли уют Новому времени как таковому или он заявляет о себе лишь на определенном этапе развития новоевропейской цивилизации и значим только в этих временных рамках.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Сочинения
Сочинения

Порфирий — древнегреческий философ, представитель неоплатонизма. Ученик Плотина, издавший его сочинения, автор жизнеописания Плотина.Мы рады представить читателю самый значительный корпус сочинений Порфирия на русском языке. Выбор публикуемых здесь произведений обусловливался не в последнюю очередь мерой малодоступности их для русского читателя; поэтому в том не вошли, например, многократно издававшиеся: Жизнь Пифагора, Жизнь Плотина и О пещере нимф. Для самостоятельного издания мы оставили также логические трактаты Порфирия, требующие отдельного, весьма пространного комментария, неуместного в этом посвященном этико-теологическим и психологическим проблемам томе. В основу нашей книги положено французское издание Э. Лассэ (Париж, 1982).В Приложении даю две статьи больших немецких ученых (в переводе В. М. Линейкина), которые помогут читателю сориентироваться в круге освещаемых Порфирием вопросов.

Порфирий

Философия