Эта ласковая земля

– Плохо, – сказал Вольц. – Посмотрим, что я смогу выяснить. Но тебе, Оди, надо вернуться к остальным мальчикам.

– Можно он посидит с нами? Пожалуйста, – попросила Эмми.

Вольц нахмурился, но я знал, что он сдастся. Никто не мог отказать малышке Эмми.

– Я позабочусь об этом, – пообещал он.

Когда был жив Эндрю Фрост, он тренировал бейсбольную команду и привел ее в хорошую форму. Они стали известны, и даже посредственное руководство нынешнего тренера, мистера Фрайберга, чьей основной работой было вождение тяжелой техники, не свело на нет усилия покойного мужа Коры Фрост. Моз великолепно подавал, полевые игроки действовали безупречно, и мы выиграли со счетом четыре-ноль. Это было бы здорово, но я все время высматривал Альберта или Вольца с новостями об Альберте. Но когда игра закончилась, ни один из них так и не пришел.

После игры и перед ужином у нас выдался редкий час свободного времени. Я лежал на своей кровати и читал журнал «Удивительные истории», который взял в школьной библиотеке. Все книги в библиотеке Линкольнской школы были получены в дар, и не думаю, что мисс Дженсен, библиотекарь, хоть раз внимательно проверяла пожертвованные журналы. Я всегда находил интересные выпуски – «Аргоси», «Приключенческие комиксы», «Страшные истории» – среди «Сатэдэй Ивнинг Пост» и «Лейдис Хоум Джорнэл». Нам не полагалось ничего выносить из библиотеки, но спрятать журнал под рубашкой было легко.

Во время учебного года младшие мальчики жили в одной спальне, а старшие – в другой. Но летом, когда многие ученики разъезжались по домам, всех мальчиков сгоняли в одну спальню. Пока я читал, один из младших мальчиков сидел в одиночестве на своей койке недалеко от моей, уставившись в пустоту. Он выглядел грустным и потерянным, что не было чем-то необычным, особенно среди новеньких. Его звали Билли Красный Рукав. Он был из племени шайенов откуда-то с запада Небраски. Его перевели в Линкольнскую школу из другой индейской католической школы в Сиссетоне. Мы все знали про Сиссетонскую школу. У Эдди Вильсона, сиу с берегов реки Шайенн, были кузены, которых отправили в Сиссетон. Он рассказывал нам истории, услышанные от кузенов, – о побоях хуже, чем в Линкольне, о монашках и священниках, которые по ночам приходили в спальни, поднимали детей с кроватей и заставляли делать неописуемые вещи. В Линкольнской школе работали несколько человек, которые иногда творили с детьми подобное, из них больше всего отличился Винсент ДиМарко, но мы старались быстро просветить новеньких, чтобы они не попадались. Те, кто приезжал из других школ, как Билли, не рассказывали о том, что с ними делали, но все было видно по глазам, по тому, с каким страхом они относились ко всем и вся, и это прорывалось каждый раз, когда ты тянулся к ним и натыкался на невидимую стену, которую они возвели в отчаянной надежде защититься.

Я глубоко погрузился в историю о парне, сражавшемся с марсианами в Арктике, когда поднял голову и увидел в дверном проеме ДиМарко. Я сунул журнал под подушку, но понял, что в этом не было необходимости. ДиМарко даже не смотрел в мою сторону. Его внимание было приковано к Билли. ДиМарко пошел между рядами коек. В спальне находились еще пара мальчиков, они сели ровно и были немы, как столбы, пока ДиМарко шел мимо. Билли его не замечал. Он бубнил себе под нос и вертел что-то в руках. ДиМарко остановился за пару коек и просто стоял, сверля его взглядом. Он был большой и тяжелый. На руках, кистях и пальцах росли черные волоски. На щеках темнела постоянная щетина. Глаза походили на маленьких жучков, которые сейчас ползали по Билли.

– Красный Рукав, – сказал он.

Билли дернулся, будто его прошило несколько тысяч вольт, и поднял голову.

– Ты говорил на индейском, – сказал ДиМарко.

Этов Линкольнской школе считалось ужасным проступком. Никому из детей не разрешалось разговаривать на родном языке. «Убить индейца – спасти человека» – на этом строгом принципе основывалась вся философия индейских школ-интернатов. Пойманному за разговором на любом языке, кроме английского, обычно грозила как минимум ночь в тихой комнате. Но иногда, особенно если ловил ДиМарко, наказание включало порку.

Билли помотал головой в слабой попытке отрицания, но не произнес ни слова.

– Что это у тебя тут? – ДиМарко схватил Билли за руки.

Билли попытался вырваться, но ДиМарко вздернул его на ноги и сильно тряхнул. То, что держал Билли, упало на пол. ДиМарко отпустил мальчика и поднял оброненное. Теперь я увидел: кукла из кукурузных листьев в платье из красной банданы.

– Любишь играть в девчачьи штучки? – спросил ДиМарко. – Думаю, тебе надо побыть в тихой комнате. Идем со мной.

Билли не сдвинулся с места. Он знал – все в нашей спальне знали, – что на самом деле значит поход в тихую комнату с ДиМарко.

– Идем, маленькая краснокожая девчонка. – ДиМарко схватил его и потащил прочь.

Не соображая, что делаю, я вскочил со своей койки.

– Он не говорил на индейском.

ДиМарко остановился.

– Что ты сказал?

– Билли не говорил на индейском.

– Я его слышал, – сказал ДиМарко.

– Вам показалось.