— А вот, по телефонным делам как раз… Да-а! Значит, решил Петрович объявиться новому… Не ожидал я от него такой прыти… Раз-два, гля-яди, сам новый комендант к нему в гости… Папашей, говоришь, пригласил?
— Ну да. Гульнул Папаша по Первомайской. Как на картине. Тот и заглотал. И куда ты теперь?
— Ну не ждать же, пока выйдут. Домой пойду. С учёными потусуюсь.
— Вот там я тебя и выцеплю. Есть там одна…
— И ждёт тебя она. Трек он прометил? — спросил Фенимор.
— Короче, он сказал, что второй раз не прошёл бы без вешек. Он и сам просёк, что повезло ему приехало. Так что, да, прометил, в долю его брать придётся.
— Пока не проведёт.
— Ну, или так.
— А он как, по твоим ощущениям, шухарит что-то, шкерит?
— А то. Но я же по форме подошёл к нему. Типа это я, но это новый я. И прогнал, что от Академии Наук рублюсь.
Фенимор заржал.
— И на меньшее он не согласен? Сразу в таблицу Менделеева?
— В натуре. И пять кусков на сберкнижку.
— А сберкнижку ему, она ему сердце согреет. Серёг, короче, надо его пасти.
— Да. Он трепло, а живёт на самой Южке… — Набис осёкся. Фенимор, приспустив веки, насмешливо смотрел на него. Выдержав Набиса пару секунд на холодке, он медленно, искренне, хоть и сквозь приличную ухмылку, сказал:
— Не бзди, Набис. Я своё слово тебе уже дал. Я тебя не разводил, ты сам расслабился. И я этим не воспользуюсь. Артель есть артель. Не буду я твоего козлика выкупать, на херу тебя проворачивать. Западло это, Набис. Смотрел «Крёстного отца»? Слово есть слово, я тебе не комсомолец. Паси его, твой кадр, ты отвечаешь. Хорошо паси, а то и гопоты там, на Южке, много, интересующейся, и сам он, как ты его описал, может сорваться к учёным. Ни в Институт, ни в Зону он уйти не должен. Делать надо на этой неделе.
И Фенимор протянул руку. И Набис молча её пожал, получилось красиво, рукопожатие над оружием. Набис знал, как иногда пробивает общение с такими пацанами, как Фенимор, даже на слезу пробивает, на такую слезу, которой ни хера не стыдно. Похожее ощущение было, когда раз он вдумался по пьянке в слова песни про субмарину, что с пацанами лежит на дне, на американский мотив, и как пробило: комок в горле, как от ненависти и нежности хотелось за этих пацанов в субмарине сейчас же под танк, или, например, мента отмудохать… Бэшен Санёк пел эту песню, сурово, с переливами, с хрипотцой, как в «Пацанах» про коня, а в конце так высоко-высоко, почти тонко, закричал. Набис сглотнул. Он поверил Фенимору разом.
— Не уйдёт, братан, падла буду, — пообещал он. Хотелось как-то ещё закрепить момент, и он спросил: — Вадик, а про живую воду это точно?
— Ну, она не вода… Я её своими глазами видел. У меня шрам был — один мазок, и нету шрама. Чистая рука. Не вода, а как будто холодец, но не плоский, а пузырьками, маленькими, большими.
— Как в «Том и Джерри»?
Фенимор сразу понял.
— Да! Ёрзает так, шевелится. Но тёплое. И мазал я, прикинь к носу, не в Зоне, не на «нейтралке», а в Беженске. На Земле, то есть. Понял? Долгий ништяк. И шрам не вернулся. Этой штуки начерпать — и можно просто по жизни сесть на краешек и ножки свесить… Это миллионы, Серёг. Какой там — «миллионы», блин?! Это… В общем, вынес его один ходила оттуда, это точно.
— А его в артель?
— Не дай бог. Он мёртвый. Вышел в наряд как-то вечером. В город. И всё.
— Бля, как в книжке, точно. «Ушёл в Зону, в Институте рвут волосы»…
— Это в вашем сраном «Пикнике на обочине», что ли? — с отвращением спросил Фенимор. — Вы задолбали, читатели. Сука, дожили. Пацаны читают! Ты бы лучше, братан, читать бросал, а не курить.
— Ну, это твоё мнение… А кто мёртвый, я знал?..
— Паша-Маз.
— Твою же мать… И ни карты, ничего?
Фенимор отрицательно цыкнул зубом.
— И сам холодец пропал?
Фенимор цыкнул положительно. Взял со стола свой автомат.
— Пошёл я. Выгляни, Серёг, на всякий. Кстати, ты прочухал? На полкило вокруг «Труб» ни души. Кроме Рыбачки. Петрович, что ли, жути нагнал? Он может.
Набис ответил, что прочухал (пустота в округе, действительно, ощущалась, только какие-то тела в самом баре теплились), просьбу выполнил, глянул, махнул рукой Фенимору. Больше они не сказали ни слова. Фенимор быстрым плавным шагом ушёл налево, в сторону Волгограда, а Набис вернулся на скамеечку под навес.
Настроение у него было отличное.
ГЛАВА 3