Этаж смерти

Что именно он назвал угрозой? Какая-то тайна может стать явью? Что-то может разбить идеальную жизнь его семьи в доме на Бекман-драйв? Возможно, его жена в чем-то замешана, а он ее покрывает. Возможно, высокий тип, получивший пулю в голову, был ее любовником. Мало ли что возможно. Быть может, этой семье угрожает позор, банкротство, бесчестье, прекращение членства в местном клубе. Я ходил кругами. Я не был знаком с миром Хаббла. У меня были другие представления о том, что такое настоящая угроза. Да, он дрожал от страха. Но я не имел понятия, как много нужно для того, чтобы напугать такого человека. Или как мало. Когда я впервые увидел Хаббла вчера в полицейском участке, он был чем-то взволнован. С тех пор его то била дрожь, то он сидел, уставившись в одну точку, парализованный ужасом. Его не покидали отрешенность и апатия. Несомненно, Хаббл чего-то очень боялся. Прислонившись к стене камеры, я ждал, когда он мне расскажет, чего именно.

— Они нам угрожают, — наконец снова сказал он. — Они предупредили, что если я кому-нибудь расскажу о том, что происходит, они ворвутся к нам в дом. Соберут нас в моей спальне. Прибьют меня гвоздями к стене и отрежут мне яйца. А потом заставят мою жену их съесть. Потом перережут нам горло. А наших детей заставят смотреть на все это, после чего сделают с ними такое, что мы будем рады, что ничего не увидим, так как будем к тому времени уже мертвы.

Глава 7

— Так что мне делать? — спросил Хаббл. — Что бы вы сделали на моем месте?

Он смотрел мне в лицо. Ожидая ответа. Что бы я сделал на его месте? Если бы кто-то сказал мне что-либо подобное, эти люди умерли бы. Я бы разорвал их на части. Или еще когда они говорили свою угрозу, или через несколько дней, месяцев, лет. Я бы их выследил и разорвал на части. Но Хаббл так не поступит. У него семья. Три заложника, которые только и ждут, когда их захватят. Уже захваченные. В тот самый момент, когда была сделана угроза.

— Что мне делать? — повторил Хаббл.

Мне стало не по себе. Я должен был что-то ответить. И у меня болел лоб, разбитый в кровь после крепкого удара в лицо Красного. Я подошел к решетке, выглянул в коридор и осмотрел длинные ряды камер. Прислонился к верхней полке. Подумал. Нашел единственный ответ. Но не тот, который хотел услышать Хаббл.

— Ничего, — сказал я. — Вам сказали держать язык за зубами, вот и держите его за зубами. Никому ни о чем не говорите. Ни слова.

Хаббл уставился на свои ноги. Уронил голову на руки. Издал стон, наполненный отчаянием. Словно его сокрушило разочарование.

— Я должен с кем-то поговорить, — сказал он. — Я должен выпутаться из этой истории. Я говорю серьезно, я должен выпутаться из этой истории. Я должен с кем-то поговорить.

Я покачал головой.

— Ни в коем случае, — сказал я. — Вам сказали молчать, вот и молчите. Только так вы останетесь живы. И вы, и ваша семья.

Он поднял взгляд. Его передернуло.

— Происходит нечто очень серьезное, — сказал Хаббл. — И я должен остановить это, если смогу.

Я снова покачал головой. Если люди, делающие подобные угрозы, действительно затеяли что-то крупное, Хабблу их не остановить. Он крупно вляпался, ему никуда не деться. Печально улыбнувшись, я в третий раз покачал головой. Казалось, Хаббл все понял. В конце концов, он признал неизбежное. Он снова принялся раскачиваться взад-вперед, уставившись в стену. Широко открытыми глазами. Без золотой оправы красными и обнаженными. Он раскачивался и не говорил ни слова.

Я не мог понять его признания. Хаббл должен был держать язык за зубами. Отрицать всякую связь с убитым. Утверждать, что понятия не имеет, как его телефон попал в ботинок. Утверждать, что понятия не имеет, что такое pluribus. Тогда его бы отпустили домой.

— Хаббл, — сказал я. — Почему вы сделали признание?

Он поднял взгляд. Долго молчал, прежде чем ответить.

— Я ничего не могу вам объяснить. Я и так сказал гораздо больше, чем следовало.

— Я и так знаю гораздо больше, чем мне следовало, — ответил я. — Финлей спросил вас про труп и pluribus, и вы раскололись. Так что мне известно о том, что существует какая-то связь между вами, убитым и этим pluribus, что бы это ни было.

Хаббл отрешенно посмотрел на меня.

— Финлей — это тот чернокожий следователь? — спросил он.

— Да, — подтвердил я. — Финлей, старший следователь.

— Он у нас новенький, — сказал Хаббл. — Я его никогда раньше не видел. До него всегда был Грей. Он работал здесь испокон веку, еще с тех пор, как я был совсем маленьким. Вообще-то, знаете, в отделении только один следователь, так что я не понимаю, зачем говорить «старший следователь», когда других кроме него нет? Во всем полицейском участке всего восемь человек. Начальник полиции Моррисон, он тоже работает с незапамятных времен, затем дежурный сержант, четыре полицейских в форме, одна женщина и следователь, Грей. Только теперь вместо Грея этот Финлей. Новенький. Чернокожий. У нас таких раньше никогда не было. Видите ли, Грей покончил с собой. Повесился на балке в гараже. Кажется, в феврале.