Эти четыре года. Из записок военного корреспондента. Т. I.

Впрочем, все мы уже не раз убеждались, что цепкая его память отчетливейше запечатлевает все интересное. И когда для составления оперативной корреспонденции я начинаю вдруг путаться в дебрях своего мелкого скверного почерка, он без труда по памяти подсказывает и факт, и ситуацию и, что особенно ценно, двумя-тремя меткими словами восстанавливает облик действующих лиц.

Насчет орудий журналистского производства у него, оказывается, есть даже своя теория.

— Неужели, хлопцы, вы ни разу не замечали, что, как только в ваших руках появляются блокнот и карандаш, ваш собеседник сразу тупеет, теряет естественный облик и начинает лепить штамп к штампу? — Фадеев смеется. — Да-да-да. И ничего с этим не сделаешь. Сами мы, так сказать, приучили людей говорить штампами. Разве не так?.. Бот почему, хотите увидеть человека таким, как он есть, говорите ему, что вы саперы, пехотинцы, артиллеристы, интенданты, но не журналисты. Нет, нет…

Все мы смущенно улыбаемся, ибо каждому из нас в разных обстоятельствах приходилось убеждаться в этом явлении.

Атакуют эстонцы

Вот эта неистребимая жажда Фадеева быть всегда на самом остром месте событий, говорить с самыми интересными людьми и привела нас сегодня в эстонский корпус генерала Лембита Пэрна, действующий в восточном секторе окружения. При штурме Великих Лук этот уже закаленный во многих боях корпус провел, и отлично провел, несколько удачных операций, и эстонцы заслужили в наших частях уважение. От комдивов Кроника и Дьяконова, опытных воинов, мы уже слышали, что эстонцы отличные бойцы, храбрые, стойкие, дисциплинированные, очень квалифицированные в военном деле.

Сегодня мы отлично выспались на роскошных каких-то кроватях, которые завел для гостей комендатуры капитан Прихотько. Позавтракали трофейными харчами, а после завтрака Фадеев решительно объявил:

— Сегодня у нас на повестке дня зстонцы. Да-да-да. И никаких отговорок. Хоть на четвереньках, хоть вплавь, но до них доползем.

Дело в том, что сейчас, в декабре, ударила внезапная для этого времени оттепель. Черный от пороховой гари снег стал таять. Между развалин образовались грязные лужи. А все мы, давно уже оторвавшиеся от своего жилья, в валенках. Но делать нечего, пошли месить талый снег и, сделав в своей жмыкающей обуви изрядный полукруг, оказались в расположении эстонского корпуса. Сразу угадали это.

Та же форма. Тот же устав. Те же порядки. И все же, оказавшись у командно-пропускного пункта первой попавшейся на пути эстонской части, по каким-то внешне почти незаметным признакам мы поняли, что очутились в хозяйстве генерала Лембита Пэрна.

И тут нам здорово, прямо-таки фантастически повезло. Нашим спутником стал мой старый товарищ, тверской эстонец, капитан Август Порк, с которым до войны мы работали в «Пролетарской правде». Потомок династии тверских вагоностроителей, бывший электромонтер, рабкор, ставший журналистом, парень широкой души, весельчак, гитарист и певун, он в начале войны стал политработником в эстонском корпусе. Вступив в войну «в стране отцов», он продолжает ее на родной верхневолжской земле. С довоенных дней не виделись мы с ним. И я был рад рассказать ему, что деревянный домик в пригородном лесу под городом Калинином, где он родился, где жила его семья, в дни боев за город на картах именовался «домик эстонца». Этот дом несколько раз переходил из рук в руки. Какое-то время в нем помещался наблюдательный пункт командира танковой бригады полковника Ротмистрова. А в результате дом, хотя побитый и поцарапанный, чудом уцелел.

— А я знаю, — сказал Август. — Получил от матери письмо. Она вместе со своей коровой уходила от немцев на восток. А потом, когда немцев прогнали, вернулась и привела с собой корову. И далее, пишет, нашла в подполе, под домом, свою картошку и свою старенькую скрипку, которую, уходя, там спрятала. То и другое оказалось невредимым… Ведь вот как бывает: город разрушен, завод взорван, а деревянный домишко цел, и даже скрипка цела. А?

— Откуда взялась скрипка? Кто на ней играл?

— А мать и играла. У нас был семейный оркестр, — отвечает мой друг и повторяет: — Вот ведь как бывает.

— Познакомь нас с самым интересным человеком в вашем корпусе.

— Обязательно с самым интересным? — Мой друг иронически смотрит на меня своими светлыми веселыми глазами. — Ты по-прежнему охотишься за самым интересным? Ну ладно, пойдемте. Я познакомлю вас с действительно интересным человеком. — Поглядел на часы. — Кстати, мы, кажется, вовремя к нему и попадем.

Иоганн Мяэ — Георгиевский кавалер

Август Порк ведет нас в привокзальный район, во двор небольшого домика, почти по соседству с кварталом, где сейчас окружена последняя в этом районе группировка противника. За домиком блиндаж. Спустились по узенькому ходку вниз, в подземелье, и застали такую сцену.

Невысокий седой подполковник в больших роговых очках стоял, вытянувшись в струнку, как солдат у знамени. Заместитель командира корпуса по политической части передавал ему маленькую коричневую книжечку: