Этичный убийца

– Чего вам? – спросила она резким полушепотом, таким требовательным и тревожным, что я едва не отскочил от двери.

Женщина была еще молода, но явно старела, причем старела быстро. Лицо ее, вроде бы даже очень недурное, было усыпано мелкими веснушками и украшено маленьким дерзким носиком, но внешние уголки глаз, карих, как шоколадный напиток в бутылке голодранца, глубоко избороздили «птичьи лапки», а под нижними веками красовались на удивление темные круги. Ее красивые, песочного оттенка волосы были собраны в хвост, который придавал лицу выражение не то ребячливое, не то усталое. Что-то в ее облике напомнило постепенно сдувающийся воздушный шарик. Не то чтобы он скукоживается на глазах или свистит, пропуская воздух, но вы оставляете его где-нибудь, такой замечательный шарик, и, вернувшись через час, обнаруживаете сморщенный дряблый пузырь.

Я сделал вид, что ничего не заметил, и постарался мило улыбнуться. За этой улыбкой я спрятал голод, жажду, скуку и страх перед кривозубым голодранцем, что сидел в синем пикапе у меня за спиной, отчаяние от отсутствия бирюлек и от мысли, что Бобби приедет за мной в «Квик-стоп» не раньше чем через четыре часа.

Но ничего, день явно прошел не впустую: в первый же час работы мне удалось проникнуть в один дом, и эти бедные идиоты тут же выложили мне целых двести долларов. «Бедные» – не в смысле бедолаги или бестолочи, а именно бедные люди, одетые не по размеру, и обстановка им под стать: сломанная мебель, кран на кухне течет, в холодильнике пусто, не считая белого хлеба, салями сомнительного происхождения, майонеза и кока-колы. Тут нужно сразу расставить точки над «и». Всякий раз, без единого исключения, сколько бы радости ни доставляла мне очередная сделка, я неизменно чувствовал горький привкус сожаления. Я чувствовал, что поступаю дурно, даже грабительски, и мне частенько приходилось делать над собой усилие, чтобы не остановиться на полпути только потому, что клиенты явно не смогут покрыть ежемесячные выплаты. Кредит им, конечно, дадут, в этом я был почти убежден, но когда придет время платить по счетам, беднягам придется торговать кока-колой.

Так почему же я не бросал все это к чертовой матери? Отчасти, конечно, из-за денег. Но была и другая причина, более важная, соблазн куда более привлекательный, нежели деньги. Торговля – это дело, которое у меня получалось хорошо – гораздо лучше, чем что-либо когда-либо прежде. То есть, конечно, я очень неплохо учился в школе. Экзамены на аттестат и все такое. Но то были мои личные успехи, они больше никого не касались. Теперь же я занимался делом общественным, социальным, публичным. Я, Лем Алтик, преуспевал в публичном деле и в глазах общества – и это было непривычно и необыкновенно приятно. Думая о возможностях, которые передо мной открывались, я нежился в них, будто в мягкой постели: все эти люди не сделали мне ничего дурного, а я их поимел. Ну да, именно поимел, а они этого даже не поняли. Вручая чек, они жали мне руку. Они приглашали меня заходить еще, просили остаться на ужин, предлагали познакомить меня со своими родителями. Каждый второй из тех, кого мне удалось одурачить, говорил, что если мне когда-нибудь что-нибудь понадобится, если мне негде будет остановиться, они будут счастливы помочь. Они попросту смотрели мне в рот, и как бы подло это ни было с моей стороны, я наслаждался. Мне было стыдно – и все же я наслаждался.

И теперь мне нужно было заключить еще одну сделку. Компания обещала двести долларов премиальных тому, кто заключит две сделки в один день, и я был очень не прочь сорвать такой куш, но для этого надо было успеть заарканить еще одного клиента, пока не вернулся Бобби. Конечно, мне хотелось заработать побольше: шестьсот долларов за день – это очень неплохо. Кстати, я уже проворачивал подобные дела: вообще-то такое мне удалось в первый же рабочий день, после чего меня тут же провозгласили самородком и вундеркиндом. Но дело было не только в деньгах: мне очень понравилось то впечатление, которое произвел мой подвиг на Бобби, мне понравилось выражение его лица. На нем было написано радостное изумление, неуемный восторг. Я и сам не понимал, почему меня так порадовало одобрение Бобби. Мне даже стало неприятно, что его мнение оказалось для меня так важно. Но оно оказалось важно, и это факт.

– Здравствуйте. Меня зовут Лем Алтик, – сообщил я мрачноватой, полукрасивой-полужалкой женщине. – Я приехал в ваш район, чтобы побеседовать с людьми, у которых есть дети. Я занимаюсь анкетированием: меня интересует ваше мнение о районных школах и о качестве образования. У вас случайно нет детей, мэм?

Пока я говорил, она глядела на меня и щурилась, словно оценивая. Щурились и ящерки, медленно приподнимая нижнее веко. Секунду помедлив, женщина ответила:

– Есть. – И взгляд ее устремился мимо меня в сторону синего пикапа, по-прежнему припаркованного у обочины. – Есть у меня дети. Но их нет дома.

– Скажите, пожалуйста, а сколько им лет?