Этика. Мудрость – самая точная из наук

§ 12.

Все эти приобретенные душевные свойства стремятся к одному и тому же: ведь приписываем же мы осмысленность, и рассудительность, и практичность, и разум одним и тем же людям, называя их и осмысленными, и разумными, и практичными, и рассудительными. Все эти душевные силы сходятся в том, что они касаются последних принципов [предшествующих деятельности] и частного, и хороший критик имеет дело с тем же самым, с чем и практичный, рассудительный, осмысленный и снисходительный, ибо правда обща всем хорошим действиям, которые относятся к другим людям. Все осуществимое принадлежит к области частного и последних принципов, и практичному необходимо знать их; с другой стороны, рассудительность и осмысленность имеют дело с тем, что осуществимо на практике, а это – последнее. И разум имеет дело с последним в двояком значении, ибо разуму принадлежит познание первых принципов и последних, а не рассудку; первые суть неизменные первичные понятия, исходная точка всякого доказательства, второе суть последние принципы всякой деятельности, они случайны и могут быть такими или иными; но они принципы цели. Общее образуется из частного, а об этом должно свидетельствовать восприятие; это и есть разум. Поэтому все эти качества кажутся прирожденными, и никто не называет человека мудрым по природе, но осмысленным, рассудительным и разумным. Доказывается это тем, что эти качества, как мы полагаем, являются с годами, и известный возраст имеет разум и осмысленность, как будто причина этого лежит в природе. Поэтому-то разум в одно и то же время есть принцип и цель. Из этих принципов исходят все доказательства и их касаются, так что мы должны обращать внимание на изречения опытных людей, старших и практичных, не менее, чем на доказательства, ибо их зрение, вследствие опытности, привычно, и поэтому они видят верно.

Итак, сказано, что такое практичность и мудрость, чего они касаются и что они суть добродетели различных частей души.

§ 13.

Но может быть, кого-либо затруднит вопрос, к чему они [практичность и мудрость] пригодны? Ведь мудрость не рассматривает того, что составляет блаженство человека (так как она не имеет дело с генезисом), а практичность, хотя и занимается этим, но к чему она пригодна, если практичность занята справедливостью, прекрасным и благом человека; все это хорошему человеку следует осуществлять, но знание этих вещей нас нисколько не делает более склонными к их осуществлению, если только добродетели суть приобретенные душевные свойства.

Это совсем как со здоровым и хорошим расположением, которые получили свое название не оттого, что мы в состоянии создать их, а от известного приобретенного свойства. Ведь мы нисколько не станем практичнее от знания врачебного искусства или гимнастики. Но если мы не поэтому считаем кого-либо практичным, а потому, что он умеет стать справедливым и прочее, то эта добродетель бесполезна для тех, которые уже хорошие люди; бесполезна она и для тех, которые не имеют ее: ведь нет разницы быть самим практичными или следовать практичным людям; совершенно так же, как относительно здоровья, все мы желаем быть здоровыми, но для этого не все изучаем медицину.

Сверх того, нелепым может показаться и то, что практичность, будучи добродетелью более низкой, чем мудрость, является властвующей над нею, ибо она управляет и приказывает в частностях во всем, что делается. Об этом следует высказаться, ибо теперь мы только перечислили затруднения. Во-первых, скажем, что сами по себе обе добродетели необходимо желательны, так как каждая из них есть добродетель одной из частей души; желательны даже в том случае, если бы они не создавали ничего, помимо себя. Во-вторых, они действительно создают, правда не так, как врачебное искусство создает здоровье, но так, как здоровье и мудрость создают блаженство, будучи частью добродетели, обладание и осуществление которой делают человека счастливым. Далее, задача [человека] выполняется сообразно практичности и этической добродетели, ибо добродетель задает правильную цель, а практичность находит средства. Четвертая часть души, растительная, не имеет добродетели, ибо от нее вовсе не зависят наши деятельность или бездействие.