Этика. Мудрость – самая точная из наук

§ 6.

Этого будет достаточно относительно того, может ли быть знающий человек невоздержным или нет и каким образом он может быть невоздержным. Теперь по порядку следует сказать о том, может ли кто-либо быть безотносительно невоздержным или все лишь отчасти невоздержны, и если есть [безотносительная невоздержность], то в чем она проявляется. Ясно, что воздержные и сильные, а также и невоздержные и изнеженные проявляются в наслаждениях и страданиях.

Из того, что производит наслаждение, одно необходимо, другое же, хотя и подлежит выбору, однако допускает избыток. Необходимы телесные наслаждения (сюда я отношу такие, как наслаждение пищей и любовью, и тому подобные телесные, которых, как мы определили, касается невоздержность и умеренность); не необходимы те, которые сами по себе подлежат выбору (сюда я отношу, например, победу, почесть, богатство и тому подобные блага и наслаждения). Тех людей, которые в этих вещах переступают истинный разум, находящийся в них, мы не называем безотносительно невоздержными, а добавляем: невоздержными в денежном отношении, или в выгоде, или в почестях, или в гневе; не называем их, таким образом, безотносительно невоздержными, как других, с которыми они имеют лишь сходство, подобно тому как победитель на Олимпийских играх, называвшийся ανθροπος; в нем общее понятие мало отличалось от частного случая, однако все же отличалось.

Доказательством служит то, что невоздержность порицается не только как ошибки, но как порок известного рода, будь то в безотносительном или в относительном смысле, между тем как никто за приведенную [невоздержность] не порицается.

Тот, кто в чувственных наслаждениях, в которых, как мы сказали, проявляется благоразумный и необузданный, преследует избыток приятного и избегает избытка страдания, как, например, голода и жажды, тепла и холода и всех ощущений осязания и вкуса, но делает это не намеренно, а против намерения и рассудка, тот называется невоздержным, и невоздержным относительно чего-либо, как, например, относительно гнева, не безотносительно невоздержным. Доказательством тому служит, что изнеженными называют людей ради этих [чувственных наслаждений], а никогда ради тех [умственных наслаждений]; в силу этого мы иногда отождествляем невоздержного с необузданным, воздержного с умеренным, вследствие того, что они имеют дело с одними наслаждениями и страданиями, но не отождествляем других [стремящихся к умственным наслаждениям]. Хотя они и имеют дело с одним и тем же, но не одинаковым образом, ибо одни поступают намеренно, а другие ненамеренно, поэтому лучше следует того назвать необузданным, кто не под влиянием страсти или лишь под влиянием слабой стремится к избытку [наслаждения] и избегает не очень сильных страданий, чем того, который делает это под влиянием сильной страсти, ибо чего не наделал бы первый, если бы на него напала молодая страсть и сильное страдание при недостатке необходимых средств. Если, как мы это раньше разъяснили, страсти и наслаждения бывают частью хорошими и прекрасными по природе, ибо ведь некоторые наслаждения желательны от природы, – а частью противоположными им и, наконец, частью стоящими посередине, как, например, деньги, выгода, победа и почести, то относительно всего этого и подобных страстей, лежащих посередине, человек порицается не за то, что он обладает ими или стремится и желает их, а в том случае, если он это делает с излишком. Поэтому-то тех хулят, которые более, чем то предписывает разум, стремятся или подпадают тому, что по природе есть благо и прекрасное, например, тех, которые слишком заботятся о почестях или о детях, или о родителях, хотя все это суть блага, и тех хвалят, которые об этом заботятся; однако, пожалуй, и в этом есть избыток, например, если кто-либо, уподобясь Ниобее, станет сражаться с богами или уподобится Сатиру, прозванному φιλοπάτωρ за своего отца: ведь уже слишком глупо, кажется, он поступал. Порочностью все это не может быть названо в силу указанного обстоятельства, что все это само по себе по природе принадлежит к предметам привлекательным, и только избыток дурен и должен быть избегаем, но и невоздержностью это не может быть названо, ибо невоздержности не только следует избегать, но ее, сверх того, и порицают. В силу сходства душевных состояний и в этом случае пользуются словом невоздержность, прибавляя невоздержность относительно такого частного предмета, как, например, говорят: худой врач и худой актер, хотя безотносительно худыми людьми, может быть, ни одного из них нельзя назвать. Подобно тому как мы здесь [слово худой употребляем в относительном значении], так каждый из упомянутых лиц худ не в силу порочности, а лишь в силу известной с ней аналогии, точно так же мы, очевидно, должны предположить, что и невоздержность и воздержность имеют исключительное отношение к тем предметам, к коим его имеют умеренность и необузданность, а относительно гнева говорим мы так лишь в силу подобия; поэтому-то к слову невоздержный мы добавляем: в гневе, как мы говорим, невоздержный в почести или в выгоде.