Этика Спинозы как метафизика морали

¹⁰

Снисходительная интонация слышится в рассуждениях известного американского исследователя европейской философии Нового времени Джонатана Беннетта, когда он касается теологической составляющей в доктрине Спинозы (Bennett

/. A Study of Spinoza’s Ethics.

Indiana: Hackett Publishing Company, 1984). В то же время его жесткие определения некоторых чрезвычайно важных для Спинозы идей местами переходят границы научной респектабельности и уважения к главному труду великого мыслителя, которому сам Беннетт посвятил не одну книгу и множество статей. Вот как он характеризует содержание всей пятой части «Этики» Спинозы: «Материал, из которого состоит заключительный раздел “Этики”, лишен всякого смысла. Хуже того, он опасен, поскольку представляет собой вздор (rubbish), побуждающий других писать такой же вздор» (ibid. Р. 374). Эти слова заставляют задуматься о теоретической правомочности собственной исследовательской позиции Беннетта. Возможно, она не поддается однозначной квалификации, но в ней очевидно одно – полное пренебрежение к анализу историко-философского содержания мировоззрения Спинозы и той религиозно-философской традиции, которая питала его мысль и составляла ее живую ткань. Показательно, что Бенетт уничижительно отзывается и о X. Вольфсоне – американском историке философии, чье исследование, посвященное важнейшей составляющей мысли Спинозы – еврейской средневековой философии – до сих пор остается непревзойденным (Wolfson A.

The Philosophy of Spinoza. Cambridge, Mass.: Haward univ. press, 1934). Беннетт пишет, что философское содержание этой известной книги Вольфсона о Спинозе ничтожно, а размышлять о философии Спинозы можно и без обращения к ее средневековым истокам (ibid. Р. 16). Поэтому, когда сам Беннетт пытается найти какое-то основание для идеи Спинозы о бессмертии, нарушающей всякую логику (ведь сам Спиноза признается в этом!), он поневоле обнаруживает за ней призрак Аристотеля (ibid. Р. 375). В этом плане можно сказать, что если мы даже захотели бы обойтись без антично-средневековых «излишеств» в мышлении Спинозы, нам бы это не удалось. Конечно, материал, из которого складывается доктрина Спинозы, невозможно уложить ни в какую однозначную схему, поэтому многие ее заключения выглядят как нонсенс с позиции аналитика-позитивиста. В этом, как нам кажется, следует видеть скорее достоинство концепции Спинозы, а не ее недостаток. Более плодотворным для ее понимания нам представляется взгляд, позволяющий увидеть в сверхсложном образовании, называемом «Этикой» Спинозы, образ мира, открывающий не одну, а множество перспектив одновременно. Как говорил Аристотель, чья тень маячит за каждым разделом важнейшего сочинения Спинозы, сущее сказывается о себе многообразно.

¹¹ Отлучение Спинозы от синагоги и изгнание его из еврейской общины Амстердама в 1656 г.