Этюд в багровых тонах (др.перевод+иллюстрации Гриса Гримли)

— Ушла! Как же так? — воскликнула девочка. — И не попрощалась. Она всегда прощалась со мной, когда уходила к тетушке пить чай, а тут ее уже три дня нет. Правда, ужасно пить хочется? Неужели тут нет никакой воды и никакой еды?

— Ничего тут нет, моя милая. Нужно потерпеть немножко, и все будет хорошо. Положи голову сюда, так тебе будет легче. Трудно говорить, когда во рту пересохло, но уж лучше я скажу тебе все как есть. Эй, что там у тебя?

— Какие красивые штучки! — воскликнула девочка радостно, показывая два блестящих осколка слюды. — Когда мы придем домой, я подарю их брату Бобу.

— Скоро ты увидишь куда более красивые штучки, — сказал мужчина ласково. — Подожди немножко. Так о чем я? Помнишь, когда мы ушли от реки?

— Конечно.

— Понимаешь, мы собирались скоро выйти к другой реке. Но что-то у нас не получилось. Компас подвел нас или карта, а может, еще что… Вода кончилась. Остался чуток для таких, как ты…

— И тебе нечем было умыться? — спросила девочка и серьезно посмотрела в грязное лицо своего спутника.

— Ни умыться, ни попить. Сначала ушел мистер Бендер, потом индеец Пит, а потом миссис Макгрегор и Джонни Хоунз, а потом, дорогая, ушла твоя мама.

— Значит, мама тоже умерла! — воскликнула девочка и зарылась лицом в свой передничек, горько рыдая.

— Все они ушли, кроме нас с тобой. Я думал найти где-то здесь воду, я взвалил тебя на плечо, и мы двинулись в путь. Но тут ничуть не лучше. Теперь нам не на что надеяться.

— Значит, мы тоже умрем? — спросила девочка и, перестав плакать, подняла свое мокрое от слез личико.

— Похоже на то.

— Почему же ты не сказал раньше? — спросила девочка и улыбнулась. — Ты меня напугал! А ведь когда мы умрем, мы встретимся с моей мамой!

— Да, ты встретишься с ней, моя милая.

— И ты тоже. Я расскажу ей, как ты был добр ко мне. Наверное, она встретит нас у небесных врат с большим кувшином воды и целым блюдом гречишных лепешек, горячих и, как мы с Бобом любим, поджаристых с обеих сторон. А долго еще ждать?

— Не знаю. Наверное, не очень долго.

Мужчина пристально смотрел на север. На синем небосводе появились три черных пятнышка, которые приближались так быстро, что увеличивались в размерах с каждым мгновением. Вскоре они превратились в трех больших бурых птиц, которые стали описывать круги над головами двух путников, а потом уселись на нависавшие над ними скалы. То были канюки, стервятники Запада, появление которых предвещало смерть.

— Петушки и курочки! — воскликнула девочка, указывая на зловещего вида птиц, и громко захлопала в ладоши, чтобы вспугнуть их и заставить взлететь. — Скажи, а эту землю Бог сотворил?

— Конечно, — ответил мужчина, озадаченный этим неожиданным вопросом.

— Он сотворил Иллинойс, — продолжала девочка. — Он сотворил Миссури. Но мне кажется, эту землю сотворил кто-то совсем другой. Все тут как-то плохо. Забыли про воду и деревья.

— Знаешь, а не помолиться ли нам? — ласково спросил мужчина.

— Но ведь спать еще не пора, — возразила девочка.

— Это не важно. Пусть не очень вовремя, Господь не обидится, не бойся. Прочти по очереди те молитвы, которые ты читала в повозке перед сном, когда мы ехали по равнинам.

— А почему ты сам не помолишься? — спросила девочка и с удивлением посмотрела на своего спутника.

— Я позабыл все молитвы, — ответил он. — Последний раз я молился, когда ростом был не больше этого ружья. Впрочем, помолиться никогда не поздно. Ты читай молитвы, а я буду повторять вместо хора.

— Тогда тебе надо встать на колени, и мне тоже, — заявила девочка, расстилая на камнях шаль. — Сложи руки вот так. Тебе сразу станет хорошо.

Удивительное это было бы зрелище, если бы кто-либо, кроме канюков, мог увидеть его. Двое коленопреклоненных путников, бок о бок на небольшой шали, — лепечущий ребенок и отчаянный, загрубелый бродяга. Пухленькое личико девочки и жесткое, скуластое лицо мужчины были обращены к безоблачному небу в чистосердечной мольбе к тому всемогущему Существу, с которым они стояли лицом к лицу. И два голоса — один тонкий и чистый, другой низкий и хриплый — сливались в единой мольбе о милосердии и прощении. Молитва закончилась, путники снова уселись в тени обломка скалы, и ребенок вскоре уснул, притулившись к широкой груди своего заступника. Некоторое время мужчина смотрел на спящее дитя, но в конце концов природа взяла свое. Он шел без сна и отдыха трое суток. Мало-помалу его усталые веки стали смыкаться, голова клонилась все ниже и ниже на грудь, и вскоре тронутая проседью борода мужчины утонула в золотистых локонах его маленькой спутницы, — оба они глубоко заснули и не видели снов.