Этюд в сиреневых тонах

— Что…, — поперхнулась от негодования я, — что вы себе позволяете?! — я, сверкая от гнева глазами, сделала шаг к нему, сжимая кулаки. — Я…

— Толь, поехали, тут ты ничем не сможешь помочь, если уж родители…, — он не договорил, резко разворачиваясь и снова превращаясь в ледяную статую самого себя. — Ты прав, папа купил деточке игрушку, а вот вложить элементарные знания в милую блондинистую головку забыл. А может…

Он бросил в мою сторону взгляд, полный холодного презрения. Я стояла, задыхаясь от гнева и унижения, обида клокотала внутри, не находя выхода. Но ответить ничего не могла. Почему? Я ведь никогда не страдала косноязычием. Но внутри будто что-то сломалось, и я прежде никогда не чувствовала столько боли внутри. Только не заплакать! Не плакать, я сказала! Еще и блондинкой обозвал, дальтоник!

— Вы… это… поосторожнее, девушка, — вернул меня к реальности голос водителя, и мне показалось, что его глазах мелькнуло сочувствие? Он как-то странно посмотрел сначала на меня, а потом бросил задумчивый взгляд вслед своему пассажиру.

— Извините, еще раз, — голос прозвучал надтреснуто и глухо, но я тут же прогнала секундную слабость, а обиду загнала внутрь. Ничего, все образуется. Я постаралась улыбнуться мужчине, особенно радуясь тому, что он сменил гнев на милость, а сама едва сдерживала себя, чтобы не коситься на автомобиль. И чего я растерялась от его тона? Надо было просто холодно принести извинения и все! А, вообще, к черту его!.. лесом, полем, полем…

— Что тебе этот хмырь говорил с такой постной рожей? — спросила подруга, обеспокоенно смотря на мое бледное лицо. — Кстати, я запомнила его номер, так что вечером папе…

— Кристина! Давай не будем… пожалуйста, — взмолилась я, чувствуя себя, будто вываленной в грязи. — Он не сказал мне ничего, кроме правды. И все…

***

— Вы знакомы? — спросил Анатолий у своего соседа по автомобилю. Всю оставшуюся дорогу он то и дело посматривал на него, пытаясь понять, в чем дело. Но заметив холодное отчуждение на лице друга, спросить решился только сейчас.

— Нет! — чуть более резко ответил ему мужчина, что-то сосредоточенно разглядывая за окном.

— Тогда, что тебя так задело, Север? И почему ты набросился на девчонку? Вроде, она не виновата, так… и что произошло вчера? — вопросы продолжали сыпаться, заставляя мужчину все больше смурнеть и раздражаться.

И, правда, чего это он? Набросился на безвинную «овечку», которая вчера сыпала обвинениями едва ли не в домогательствах? — ядовито напомнил голос внутри. — И не ему ли пришлось добрых полчаса оправдываться перед полицейским, дежурившим у входа?

Видел ли он девушку? О чем с ней разговаривал? Зачем приставал? Пытался ли склонить к сексуальным действиям? Вот уж последний вопрос его, вообще, вызверил!

Нет, просто стоял на мосту! Нет, не тронул даже пальцем! Разве, что пытался помочь, но девушка убежала. Чего испугалась, он не знает. Почему пальто в грязи? Так уронил случайно. Ну, а что барышня потопталась по нему не раз, так об этом стражу порядка знать необязательно.

А еще… было досадно, возможно, потому, что…

— Толь, извини, я совсем не хочу говорить об этом, — поморщившись, произнес он, отворачиваясь к окну.

— Понравилась, — друг даже не спрашивал, лишь чуть усмехнулся, смотря на мрачного собеседника. Но ответа не ожидал, зная его замкнутость и нелюдимость.

— Там, оказывается, есть жених, — неожиданно даже для себя проговорил он. И почему внутри ворочается злость? Он же сам надеялся, что никогда не встретит больше эту истеричку. Но… сегодня, когда она подняла на него свои невозможно-серые глаза, в которых застыла растерянность, он вдруг ощутил… мужчина тряхнул головой, прогоняя настойчивый образ медововолосой девушки. Зря он, конечно, обозвал ее блондинкой. Очень красивый цвет, будто солнышко запуталось в ее волосах, ослепляя… так, что-то не туда его понесло.

— Что там у нас? — попытался отвлечься на бумаги, которые рассматривал до этого, но перед глазами упорно возникала она. Да, что за наваждение!

— Знаешь, жених — не муж, можно и подвинуть, — хохотнул Анатолий, кажется, раскусив друга. Вывел автомобиль на широкий проспект, ловко лавируя в потоке автомобилей. — А девчонки — огонь! Особенно та, языкастенькая. Твоя… трепетная чересчур…

— Толь! Она не «моя», и закроем эту тему! — рыкнул на него друг, но при этом злился только на себя, потому что внутри все сладко заныло при слове «твоя».

Глава 3