Этюд в золотистых тонах

Ага, вот и Бад. Сандра увидела, как он ужом вывинтился из толпы и буквально прилип к Зингеру, свободной рукой отчаянно сигналя Мекки-Ножу: мол, подойди. При виде Мекки надменное лицо Зингера расплылось в улыбке. Он отечески потрепал ди-джея по плечу и, величественно кивнув Баду, отчалил к своему столику, где уже томилась Делла.

Наблюдая сейчас за Бадом, который по инерции еще стоял в позе просителя — голова вытянута вперед, спина колесом, — Сандра безуспешно пыталась подавить вынырнувшую из глубины души брезгливость. Недаром все-таки их профессию называют второй древнейшей! Барахтаться на спине перед сильными мира сего, вымаливая минутку внимания, подглядывать в замочную скважину, собирать слухи, а потом вываливать добычу на страницы газет. И все ради чего? Чтобы удовлетворить нездоровое любопытство публики.

Она готова была побиться об заклад, что Бад только что запродал Мекки-Ножа на какую-нибудь вечеринку у Зингера. А ведь Мекки из принципа ни в каких частных тусовках не участвовал. «Не хочу идти по рукам», — так он говорил.

Вернулся Бад, сияя, как новенький десятипенсовик, за ним плелся хмурый Мекки.

— Вот так, Финч. Пока ты тут мои колготки просиживаешь, я уже застолбил Зингера с его красоткой на тридцать минут интервью.

— Он тебя хоть поблагодарил? — спросила Сандра Мекки.

Тот подмигнул ей.

— Нет еще, и, кажется, не собирается.

— Старик, — встрепенулся Бад, — ты же знаешь, за мной не заржавеет. Не первый год знакомы.

— Кто ж их считает, — философски заметил Мекки. — Ладно, ребята, я пошел. Народ уже совсем остыл. — Шутливо взъерошив Сандре волосы, Мекки вразвалочку отправился за пульт.

— Учись, Финч, пока я жив. Зингер согласился беседовать только с Родом Джонсоном с Би-би-си, Гвендолин Марти из «Сан-ревю» — улавливаешь уровень? — и с твоим покорным слугой. «Что такое «Уик-энд миррор»? Никогда не слышал. Ага, Бад Стайнс. Надо запомнить». Так, крошка, делается имя.

— Нимб не давит? — ехидно осведомилась Сандра, поневоле, однако, заражаясь его энтузиазмом. — И не смей называть меня крошкой. Хватит с меня и Финча.

— Хорошо, дылда.

— Бад, ты все-таки прелесть! На тебя невозможно долго дуться.

— Ага, призналась! Сидела здесь, умирала от зависти и лапкой трясла, как брезгливая кошка. «Фи, как он унижается, как прогибается, гадость, гадость!»

Сандра не удержалась и прыснула. Бад вдруг посерьезнел. Глаза потемнели, брови сдвинулись в ниточку.

— Вот что я тебе скажу, Финч, только не перебивай. Мы с тобой журналисты. Нам платят, чтобы мы сообщали людям то, что они хотят услышать. А чтобы они услышали то, что слышать не хотят, платим мы, и подчас дорого. Чтобы быть услышанным, нужно имя, и за это я готов ползать перед кем угодно. Ты поняла меня?

У Сандры комок встал в горле, глаза защипало от подступивших слез. Ведь Бад говорит о ее отце. Александр Финчли тоже хотел сообщить людям что-то такое, что не предназначалось для их ушей, и заплатил за это жизнью.

— Бад, мой отец…

— Дамы и господа, друзья, — раздался в динамиках хрипловатый голос Мекки-Ножа. — Пауза слишком затянулась. Займите свои места и пристегните ремни. Самое время поразмышлять о любви. Мне тут пришла в голову одна композиция. Я назвал ее «Делла».

— Умница! — шепнул Сандре Бад.

Мекки присел к синтезатору, пробежал пальцами по клавишам. И полилась мелодия, нежная, переливистая, странная, из тех, что проникают прямо в сердце. Чистая, как первое объяснение в любви. Чародей Мекки. Сандра с трудом оторвала от него взгляд и посмотрела в зал. На лицах людей появилось что-то новое, не замеченное ею прежде, словно раздвинулись невидимые шторки, и на поверхность вышла красота, надежно запрятанная от посторонних глаз, оттого и не запачканная ничем.

Мекки взял последний аккорд, который долго еще летал под сводами зала. Никто не пошевелился, не вздохнул.

— Уап! — рявкнул Мекки. — Твистанем-ка на манер пятидесятых!

И он врубил такую оглушительную музыку, что у Сандры уши заложило. Народ ринулся на площадку. Сандра вцепилась в стул, чтобы ее не смели страждущие «твистануть».

Из круговерти танцующих вынырнула высокая фигура, туго затянутая во что-то кислотное, желто-зеленое, вот-вот переломится в талии. На гладко выбритой голове около уха извивалась вытатуированная черная змейка.

— Снуки! — ахнула Сандра. — Убила, наповал.

Снуки была манекенщицей, любимицей авангардных модельеров вроде Теда Димаджо. Экстравагантная, неутомимая экспериментаторша, она воплощала собой сумасбродный дух девяностых. Рэйв-культура, кислота и Снуки удачно нашли друг друга.

Снуки присела за столик и скосила на Сандру подведенный до самых висков желтым и оттого кажущийся клоунским глаз.

— Привет, птенчики! Как вам мой новый и-имидж?

— Отпад! — простонал Бад. — Удар ниже пояса.

— Я не нарочно метила в это место, Бад, — кокетливо пропела Снуки. — Оно тебе еще пригодится. Или ты безнадежен?

— Проверим?

— В другой раз. Где ты выкопала этот костюмчик, Финч? Не иначе в бабушкином сундуке. Там еще много осталось?

— На мой век хватит.