В историографии Бургундского государства неоднократно уделялось внимание историческим аргументам, подчеркивавшим общее прошлое всех его областей, их принадлежность к одному политическому образованию в прошлом (Лотарингия, Бургундское королевство, Фризское королевство и т. д.), наличию общих героев, предков и основателей династий (Жирар Руссильонский, Геракл, апостол Андрей и др.)7
. Впрочем, несмотря на кажущуюся ясность в этом вопросе, еще не вполне понятна роль самой герцогской власти в этом процессе. Историки продолжают дискутировать не только на тему осознанности подобной политики герцогов, в частности, Филиппа Доброго, а также по поводу того, сообщали ли многочисленные исторические труды подданным герцога это пресловутое «бургундское самосознание» или, наоборот, они представляли собой скорее «региональные» хроники, призванные подчеркнуть особенность каждого региона, его древность и отличие от других8. Последний тезис, подробно рассмотренный британским историком Г Смолом, вполне справедлив, однако, на наш взгляд, он отнюдь не противоречит утверждению о том, что исторические труды и литература при Бургундском дворе внесли определенный вклад в процесс складывания «бургундской общности». Роль таких исторических сочинений, как «Хроника знатнейших герцогов Лотарингии, Брабанта и королей Франции» Эдмона де Динтера, повествующая о происхождении Филиппа Доброго от Приама, Каролингов и герцогов Брабантских, «Анналы истории славных князей Эно» Жака де Гиза, в которых история графства Эно начинается с прибытия на его территорию троянцев, и других, написанных на латыни, а затем переведенных на французский язык, не исчерпывалась поиском только общих черт в истории бургундских владений. Представляется, что исторические аргументы должны были утвердить статус герцога Бургундского как естественного сеньора каждой из вновь присоединенных территорий. Этому, как кажется, вовсе не препятствовало то, что инициатива написания подобных трудов и их перевода на французский язык часто (даже всегда) исходила не от герцога, а от высших региональных чиновников, уроженцев каждого конкретного региона, будь то Брабант, Эно или Бургундия. Позиционируя нового сеньора как естественного, они, принимавшие в том числе решение о признании его власти во время династических кризисов, тем самым придавали большую легитимность и своему положению представителей региональной администрации. Придание герцогу статуса естественного сеньора было одной из главнейших задач для бургундской власти. Дело в том, что за исключением Бургундского герцогства и графства Фландрия и зависимых от них владений, полученных вполне легитимно благодаря королевскому пожалованию и заключению брака с единственной наследницей, все остальные территориальные приобретения были «проблемными». Голландия, Зеландия, Эно, Брабант, Люксембург, Гелдерн и другие были присоединены в обход более близких наследников, либо путем завоевания и пленения законного правителя. Даже присоединение графства Бургундия (Франш-Конте) не было лишено определенных трудностей9. Естественно, что экспансия герцогов вызывала противодействие конкурентов, в числе которых был и король Франции (как в случае с Люксембургом). Дабы упрочить свою власть в новых владениях герцоги искали пути ее легитимации. В этом им помогали как раз те региональные хроники, представлявшие их законными наследниками правивших в той или иной области домов.При этом создавались подобные труды не только в правление Филиппа Доброго или Карла Смелого. Даже после их смерти при дворе Марии Бургундской и ее наследников появлялись хроники, целью которых было аргументировать с помощью исторических фактов нахождение у власти правящей династии, продемонстрировать ее «извечность», а также указать на историческое единство северного и южного комплекса бургундских земель. В этом смысле любопытный рассказ об истории графства Фландрия представляет собой «Хроника земли Фландрия», написанная в конце XV в.10
. В ней истории Бургундии и Фландрии пересекаются уже в VII в., когда владельцем фламандских земель становится сын правителя Дижона и внучки Жирара Руссильонского11, который к тому же женится на сестре франкского короля Дагоберта, давшего ему в приданое такие земли, как Артуа, Вермандуа, Пикардия и др. Написанная уже после гибели Карла Смелого при Нанси, эта хроника должна была оправдать передачу власти во всех его владениях единственной наследнице – Марии Бургундской. Это подтверждается также и тем, что особое внимание в ней уделено графиням, которые наследовали своим отцам и передали свое наследство мужьям12. В то же время «Хроника земли Фландрия» доказывала читателю «естественность» власти герцога Бургундского, унаследовавшего графство путем брака с наследницей предыдущего правителя (что, как видно из хроники, не раз случалось в истории графства).