Это был я, Арти!

«27 января. Сегодня произошёл удивительный случай. Просто удивительный! Я вышла из дома за хлебом. Шла по улице, по узкой тропинке между сугробов (снег не убирают). И вдруг прямо на меня несётся овчарка. Настоящая ЖИВАЯ овчарка! В январе! В Ленинграде! Откуда? Всех кошек и собак съели еще в ноябре-декабре, а тут… Я не поверила своим глазам. У меня дома лежит мёртвая мама, которой для жизни не хватило нескольких граммов хлеба! А тут живая овчарка! Она резво пронеслась мимо, чуть не сбив меня с ног. Она бежала, а люди провожали ее жадными бессильными взглядами».

1941-1942 г. Арти

***

Да, это был я, Арти. Я бежал по улице, ловя на себе эти голодные и отчаянные взгляды. Я чуть не сбил ее тогда с ног, эту девочку. Она стояла посреди улицы и смотрела на меня большими и непонимающими глазами. Но я не смотрел в её глаза. Я вообще на неё не смотрел. Улица была широкой, но было много снега. Слишком много белого и глубокого снега, который никто не убирал. А она стояла на узкой вытоптанной тропинке. Поэтому я её чуть не сбил. Ей показалось, что я был резвым. Ей показалось. Я просто сильно торопился. Я боялся опоздать. А её ноги, в несуразно больших валенках, занимали почти всю тропинку. Ножки-спички были обмотаны каким-то старым тряпьем с запахом пыли, копоти и еще чего-то отвратительного, но всё равно в этих огромных валенках они оставались неестественно худыми и напоминали чахлые стебельки, торчащие из цветочных горшков. Эти валенки с растущей из них девочкой заслоняли дорогу, и я их чуть не сбил, ведь я очень торопился. Я спешил спасти моего Мишку. Я знал, как это сделать. Я знал, что только я и могу это сделать. И я нёсся к нему.

Но всё это было позже. Намного позже. А началось всё…

***

Я не помню, как всё началось. Наверное, это нормально. Мало кто помнит своё рождение. И раннее детство тоже мало кто помнит. Я не помню. Я помню только, что я точно был маленьким. Настолько маленьким, что Мишка казался мне большим. Как только я появился в семье, он сразу схватил меня и поднял на руки. Поэтому он и показался мне большим и сильным. Только потом я понял, что он тоже щенок, только человеческий. Это у людей называется ребёнок. Но это даже хорошо, что он оказался щенком. Мне было с кем играть. Мишка очень любил со мной играть, а я любил играть с Мишкой. А что нам ещё оставалось делать? Он был один, и я был один. У него не было ни братьев, ни сестёр. У меня их тоже не было. Вернее, они были, но где именно, я не знал.

Мишка мне рассказывал, что нас родилось пятеро. Четыре мальчика и одна девочка. Мишка сказал, что тот, в чьём доме мы родились, очень любил книги про приключения. Особенно ему нравилось про мушкетёров. Я не особо понял, кто такие мушкетёры, но Мишке про них тоже нравилось. Меня назвали в честь одного из них. Как сказал Мишка, у породистых собак принято называть щенков одного помета с одной буквы. Например, все имена (мне не нравится слово «кличка») на букву «А»: Ада, Аксель, Альфа. Или на «Б», или… На любую букву, но чтобы все непременно на одну. Или называют всех в честь чего-нибудь одного, хотя бы какого-нибудь ветра: Бриз, Пассат, Тайфун, Буран. Тогда буквы не важны, главное, чтобы каждый был ветром. А мы стали мушкетёрами. Не все. Наша сестра была единственной девочкой. Когда девочка одна – она должна чувствовать себя королевой. Её так сначала и хотели назвать – Анной. Но сестричка наша оказалась своенравной и задиристой, всё время кусалась и первой лезла к еде, пихая и расталкивая нас, мушкетёров. Поэтому тот, в чьём доме мы родились, передумал и назвал её не Анна, а Миледи. Мои братья стали Атосом, Портосом и Арамисом. А я был самым мелким, и меня назвали в честь самого молодого из той отважной четвёрки. Но Д’Артаньян для овчарки – имя не самое подходящее. Тогда тот, в чьём доме мы родились, где-то вычитал, что во французском языке первая Д – это не часть имени. Это всего лишь указание на место рождения или на то, что «носитель имени является не имеющим титула младшим ребёнком мелкого гасконского дворянина, в нашем случае Артаньяна». Так он сказал Хозяину, а Хозяин – Мишке. Мишка рассказал мне. Я мало что понял. Мишка, похоже, тоже. Когда он мне это рассказывал, он забавно сопел, вспоминая каждое слово, услышанное от отца. Он вряд ли понимал смысл половины из них, но хотел казаться таким же серьёзным и умным, как Хозяин. Мне было смешно. Я не пытался ничего понять. Мне было достаточно того, что длинное и неудобное имя самого любимого Мишкой мушкетёра сделали таким простым и удобным. Первую Д убрали совсем, а оставшееся Артаньян сократили до самого лучшего на земле собачьего имени – Арти. Моего имени!