Они помолчали какое-то время. Песня подошла к концу, плейлист закончился, и Мариан вытащила наушник из уха.
Ей хотелось узнать у него столь многое, но она молчала. Просто сидеть рядом, чувствуя его тепло; в этом было наивысшее счастье, и Хоук не хотела ничего другого.
Фенрис обернулся в её сторону, его взгляд вдруг сделался таким пристальным, что Мариан даже слегка оторопела.
- Это были мы.
- Ч-что?
- В машине, - быстро заговорил он. - Это были мы.
С куста, шумно чирикая, сорвалась стая воробьев. В груди Хоук похолодело, она выронила из рук стаканчик с коктейлем, и тот с шумом покатился по дорожке.
- Это были мы…
Комментарий к Эпилог
https://soundcloud.com/laurahahnvocals/pretender-cover
Эта песня стала своеобразным официальным саундреком этого фанфика.
А еще… бывает такое, что целая работа пишется из-за одной лишь последней строчки.
И cпасибо тем, кто был рядом и переживал. Это писалось в сложный для меня период, очень приятно было видеть ваши отклики.
Люблю вас, котята! Всем лириума за мой счет!
<3
========== SPECIAL - I - ==========
Комментарий к SPECIAL - I -
Дорогие читатели! Несколько предупреждений:
1. Следующие части не обязательны к прочтению, если вас устроила предыдущая концовка истории (Это только для тех, кому зашло и хочется ещё).
2. Далее не будет описания размеренной и счастливой жизни двух главных героев (Жизнь то конечно будет, но вот какая…? (потому что автор так рассудил)).
3. Я опять хотел немножко, а получается до хрена (Вы просили частями, выдаю частями!).
Ну и … энджой ридинг!
Keep you in the dark
You know they all pretend
Keep you in the dark
And so it all began
Самое жуткое, что может случиться — разлад с собственной головой. Непорядок в мыслях, отсутствие логики в воспоминаниях.
Ты как расстроенный музыкальный инструмент, хочешь играть мелодию, а выходит не то.
Фенрис оторвал ручку от бумаги и отложил её в сторону. Затем выдрал тетрадный лист, смял его и с размаху бросил в корзину для бумаг.
Зачем врач велел ему вести дневник? Неужели он надеялся, что, заставляя складывать слова в строчки текста, он чем-то облегчит его нынешнее состояние?
Фенрис ненавидел это место каждой клеточкой своего тела.
Один день здесь ничем не отличался от другого. Исправно водили на анализы, а с тех пор, как зажили швы, стали устраивать допросы. Полицейских было много. Но когда спрашивали о чем-нибудь определенном, никто не объяснял всей картины, и как бы Фенрис не пытался разузнать, беседы заканчивались едва люди в форме понимали, что он ничего не может вспомнить.
Врачи лишь разводили руками. Две пули в живот и полная потеря памяти — это всё, что он знал. Даже не смог бы сказать собственного имени. Ему сообщили.
Вскоре пригласили каких-то именитых мозгоправов. Те беседовали с ним по несколько часов кряду, показывая разные картинки и слова на листках бумаги… Даже заставляли слушать музыку и сообщать о своих впечатлениях. Может это и было необходимо, однако Фенрис догадывался, что так или иначе — неспроста.
Ведь его не выпускали.
Потом появились друзья. Это было странно, потому что он совсем не помнил этих людей и впервые видел их лица. Казалось непривычным слышать голоса или смех — всё было чужим и не вызывало никакого отклика внутри. Со временем, Фенрис понял, что эти люди не расскажут ничего нового. Их разрешили привести только потому, что он мог вспомнить. Но за дверью палаты всегда были врачи, готовые прервать беседу.
А потом появилась она.
Они встретились в парке, в день, когда его наконец-то выпустили на небольшую прогулку.
Он как-то сразу её заметил: непроизвольно повернул голову, вдруг почувствовал до боли знакомый, едва уловимый аромат духов.
Осколки воспоминаний, которые врачи пытались вернуть три месяца, начали приходить сами собой.
Долгая дорога, её смех, яркий солнечный свет и громкая музыка. Он знал, что в тот день они были вместе. Фенрис вспомнил сам.
И это было подобно грому и молнии посреди ясного неба.
Но она испугалась, едва он заглянул ей в глаза. За одно мгновение Фенрис увидел и боль, и радость, и странную, почти пугающую безнадежность. Девушка только успела коснуться его руки кончиками пальцев, невесомо, — тут же подоспели врачи.
В тот день Фенрис впервые по-настоящему разозлился. Его прервали! Не дали досмотреть сон из мыслей и образов, разлучили с ней, единственной нитью, к которой вдруг потянулись и тело, и разум!
Спустя несколько дней, сидя в палате над очередной записью в дневнике, он понял, что лечащий врач наверняка ждет отчета об этой встрече. Все записи перечитывались и обсуждались, и это изрядно раздражало, ведь то должны были быть его личные записи.
Фенрис догадывался, что являлся важным пациентом: будь у него кто-то из родственников, их бы обязательно нашли за те месяцы, что он здесь провел. Но шло время, а посетителей так и не появлялось.
Его держали в относительной изоляции, в отдельной палате, тогда как в других, по его наблюдениям, могло быть от четырех до шести человек. Некому было оплатить медицинскую страховку: однажды он заметил печать о государственном финансировании на карте в руках у лечащего врача.