Это было в Краснодоне

Испуганные выстрелом лошади дернулись, понеслись вскачь. Кучер, натягивая вожжи, с трудом остановил их. Подтынный поравнялся с тачанкой, схватил теплый еще труп и сбросил его на землю.

— Одежду можешь взять себе, — крикнул ему Зонс. — А трофейный пистолет дарю тебе на память. За меткую стрельбу!

Нет, не случайно Соликовский возлагал надежды на Подтынного. Он знал — этот ни перед чем не остановится…

И Подтынный старался оправдать его надежды. Каждую ночь в поселке проводились повальные обыски. У Подтынного были основания полагать, что листовки пишутся именно в Первомайке — здесь они появлялись раньше, чем в городе.

— Если понадобится, посажу в холодную всех до единого, а этих писак найду, — заверил он Соликовского.

Целыми семьями пригоняли полицаи в участок жителей поселка. Запирали в сыром холодном подвале, держали под замком без воды и хлеба, требуя одного: сознаться в связях с партизанами.

Но никто не сознавался. Продержав арестованных трое–четверо суток, полицаи зверски избивали их и отпускали. А в подвал загонялись новые жертвы…

Как‑то вечером Подтынный зазвал к себе дежурного по участку Мрихина.

— Помнишь, тогда возле памятника девушка в толпе была — такая кареглазая, с длинными косами? — неожиданно спросил он. — Знаешь ее?

— Ну да, знаю, — буркнул полицай. — Ульяна, Матвея Громова дочка.

— Она кто, комсомолка?

— Наверное. Активисткой была.

В ту же ночь Подтынный с двумя полицаями нагрянул к Громовым. В доме все спали. Подтынный вошел в комнату, коротко скомандовал:

— Обыскать!

Заохала, беспокойно заметалась по комнате мать Ули Матрена Савельевна, сурово насупившись, кусал прокуренный ус старый шахтер Матвей Максимович.

Уля стояла у стены, накинув на плечи старенькое пальто, с усмешкой наблюдала, как полицаи роются в книгах, выбрасывают из комода белье, распарывают матрацы…

Ничего подозрительного найти не удалось. Подтынный еще раз прошелся по комнате, заглядывая во все углы. На комоде он увидел небольшую фотографию — молодой офицер–летчик улыбался, слегка прищурив темные, глубоко сидящие глаза.

— Сын? — повернулся он к Матвею Максимо- вичу.

Старый шахтер молча кивнул.

— Сейчас где?

Ему ответила Уля. Она сказала громко, подчеркивая каждое слово:

— Там, где должны быть все порядочные люди, — на фронте!

Подтынный подошел вплотную к Уле, занес над головой плеть. И снова во взгляде девушки мелькнуло что‑то такое, от чего ему стало не по себе. Опустив плеть, он только пригрозил:

— Ну, погоди… Ты мне еще попадешься…

И, смахнув плетью фотокарточку с комода, бросил через плечо полицаям:

— Пошли…

Все испробовал Подтынный: обыскал чуть ли не каждый двор, допросил «с пристрастием» почти каждого жителя поселка, угрожал расстрелом, пытался даже подкупить кое–кого. Специальные отряды полицаев и жандармов круглосуточно патрулировали по улицам. А утром жители снова читали расклеенные на заборах листовки с последней сводкой Совинформбюро.

Однажды Подтынный отправился к Соликовскому. Долго беседовали они с глазу на глаз. Подтынный пояснял что‑то, водя пальцем по карте Первомайки…

— Разрешаю, — Соликовский махнул рукой. — Делай как хочешь, только приведи ко мне хоть одного… Живого или мертвого приволоки!

Вернувшись на участок, Подтынный созвал всех полицейских и разложил на столе карту поселка.

— С сегодняшнего дня ночное патрулирование по поселку отменяется. Приказ об этом будет вывешен на самых видных местах. А между тем мы сделаем вот что…

План был прост. Вместо ночного патрулирования Подтынный решил установить на всех перекрестках секретные засады. Спрятавшись в укромных местах, полицаи будут тайком наблюдать за дорогами. Подпольщики наверняка попадутся на удочку, поведут себя смелее.

— Увидите кого‑нибудь ночью на улице — сразу хватайте и тащите ко мне на участок, — приказал Подтынный. — Я здесь буду дежурить всю ночь.

И он показал, где устроить засады.

Егору Бауткину достался самый дальний пост — отрезок пустынной дороги, ведущей к шахте № 1–бис. По этой дороге и днем мало кто ходил — шахта не работала, жилых домов поблизости не было.

Прихватив из дому тулуп, Бауткин расчистил себе место под невысоким заборчиком, принес охапку соломы, уселся поудобней и уткнулся носом в воротник.

Сквозь дрему он услышал чьи‑то приглушенные голоса. Откинул воротник, прислушался. Со стороны шахты № 22 шли люди. Ветер донес обрывок раз- говора.

— Сережа, а там еще много осталось? — спрашивал детский голос.

— На всех хватит, — отвечал ему ломкий басок. — Под ноги смотри, а то упадешь, рассыплешь…

Бауткин осторожно высвободил винтовку, выждал, пока разговаривавшие приблизятся, громко скомандовал:

— Стой! Кто такие?

Их было трое. Два совсем еще мальчика, третий чуть постарше, в затасканном пальтишке и лохматой шапке, сдвинутой на затылок. Услышав команду, все трое остановились. Потом старший, присмотревшись к Бауткину, бойко заговорил:

— Тю, дядьку! Хиба ж так можно? Напугал…

— Кто такие? — строго повторил Бауткин.