Это было в Праге. Том 1. Книга 1. Предательство. Книга 2. Борьба

Этой ночью Карел Гавличек сидел в своей холостяцкой квартире у радиоприемника. Светящийся глазок радио бледно и неуверенно освещал скромную обстановку небольшой комнаты: железную кровать, маленький диван, простенький шкаф для платья, стол и четыре стула вокруг него.

Гавличек вел почти затворническую жизнь. Обычно, кроме Сливы и Лукаша, он ни к кому не заглядывал и редко принимал у себя знакомых. Основное свое время он отдавал работе, а в свободные часы или играл в шахматы или шел в пивную. Когда Лукаш исчез, Гавличек и вовсе перестал выходить из дому; долгие вечера он коротал у приемника или за чтением газет.

Расписание передач всех радиостанций он знал назубок и в определенный час включал приемник. Больше всего его интересовали передачи подпольной радиостанции; вот уже месяц, как он каждый вечер ловил ее волну.

Когда эфир донес знакомые звуки, Гавличек поудобнее расположился у радиоприемника и весь ушел в слух.

Диктор подпольной станции «Черна Висилачка» сообщил о выезде в Берлин президента Гахи и министра иностранных дел Хвалковского для переговоров с Гитлером. От этого визита ничего доброго ждать не приходится: президент и министр иностранных дел предадут республику, покорно примут ультиматум Гитлера и возвратятся в Прагу на штыках немецких войск. Гаха и Хвалковский предатели. Гаха в прошлом – австрийский гофрат. Будучи председателем суда, он сумел выслужиться перед Берлином, оберегал гестаповцев, отменял приговоры гейнлейновцам, снискал доверие Гитлера. А Хвалковский? В нем только и есть чешского, что имя – Франтишек! Образование он получил в Лондоне, почти всю жизнь провел за границей, его жена и дети даже не говорят на родном языке и считают это признаком хорошего тона. Хвалковский – рьяный поклонник Муссолини, человек с подмоченной репутацией. Разве дороги ему интересы чехословацкого народа?..

Слушая передачу, Гавличек и не заметил, как в комнату вошел Лукаш.

– Вот ты чем занят, Карел, – проговорил Ярослав, – слушаешь передачу «Черны Висилачки»? А ты знаешь, что за это можно в тюрьму угодить?

Гавличек вздрогнул от неожиданности и поспешно выключил радиоприемник.

– Да не бойся, – добавил Лукаш, – я же никому не скажу.

Только теперь Гавличек узнал друга и успокоился.

– Я и не верил, что ты уехал, Ярослав. И знал, что придешь ко мне.

– А ты, как я вижу, не так-то уж чураешься политики, – сказал Лукаш с усмешкой. Он не мог скрыть своего удивления, застав друга за слушанием передач подпольной радиостанции. Это никак не мирилось с его представлением о Кареле, робком и замкнутом человеке.

Верный себе, Гавличек отделался молчанием.

Ярослав сбросил пальто и опустился на маленький диванчик, издавший под его тяжестью жалобный стон.

Давно не был Ярослав у Карела, очень давно… Когда в последний раз он навестил приятеля? Ярослав не мог этого вспомнить. Ничего не изменилось в конурке Гавличека, словно время остановилось тут.

– Ну, как живешь? – спросил Гавличек.

– Да как тебе сказать… Живу как будто неплохо.

– Я часто вспоминаю о тебе, – признался Гавличек.

– Спасибо.

Закурили.

– Что там у нас, на узле? – спросил Ярослав.

– Перемен не наблюдается, – ответил Гавличек.

– Значит, все тихо?

Гавличек усердно разглядывал свои мягкие туфли. Вновь установилась тишина.

– Ты правду говори, – твердо произнес Ярослав. – Не крути.

Он всегда немного грубовато говорил с Карелом, и тот никогда на него не обижался: уж таков был Лукаш.

– Плохо, Ярослав, – начал он и низко опустил голову, будто стыдился того, что говорил. – Обид много… Людвига, Яна, Вовчка арестовали. У Вовчка и жену посадили. Рабочие бунтуют, грозятся. Вчера Любомир отказался вести состав в Остраву. За него поехал Зденек.

Слова с трудом вылетали из его горла, будто Гавличек силком удерживал их. Ярослав настороженно слушал.

– Злоба накипает в сердце, – продолжал Гавличек все так же медленно. – Что же дальше будет?

Он оторвал свой взгляд от туфель и поднял голову.

– А дальше будем драться, – почти угрюмо проговорил Ярослав. – Нам не дают покоя, но и врагам его не видать. Нужно будет умереть – умрем, но кой-кого и из них прихватим с собой на тот свет.

Гавличек спросил:

– Немцы придут в Прагу?

– Придут… Разве не видишь, к чему дело клонится?

Гавличек тяжело вздохнул; видно, он никак не мог избавиться от тяжелых мыслей, угнетавших его.

Снова помолчали.

– Ты сегодня работаешь? – спросил Ярослав.

– В двенадцать заступаю.

– А что скажут ребята, если я появлюсь на узле? – вдруг спросил Ярослав.

Гавличек нахмурился.

– Ты что, в уме?

– Кажется.

– То-то, что кажется! Тобой полиция интересуется. Меня спрашивали. И сюда на квартиру заглядывали.

– Понятно, – заметил Ярослав, – а мне все-таки необходимо побывать на узле.

Гавличек еще сильнее насупился.

– Умный ты человек, а говоришь ерунду.

Ярослав сдержал улыбку.

– Представь себе, дело такое, что доверить некому.

– Так уж и некому, – пробурчал Гавличек.