Это было в Праге. Том 2. Книга 3. Свет над Влтавой

– Навсегда? – осведомился простодушный старик.

– Возможно. На всякий случай я оставил на ваше имя доверенность, заверенную в министерстве юстиции. Вы остаетесь полным хозяином дома и виллы. Деньги вам тоже оставляю. И доверенность и деньги – на столе. Как только я пришлю телеграмму, продавайте с молотка все имущество, а деньги переведите мне. Адрес я сообщу.

– Ну что ж, – проговорил Гофбауэр. – Я привычный к этому делу.

Гоуска улыбнулся, подошел к старику, потрепал его по плечу.

– Вы у меня молодец. Столько раз выручали из беды, за это Бог наверняка продлит вам жизнь лет до ста.

Гофбауэр разделил эту уверенность в милосердии Бога.

– А теперь помогите мне уложиться, – сказал Гоуска.

В два больших, из свиной кожи, перепоясанных обручами чемодана укладывали только самое необходимое: костюмы хозяина, шерстяные отрезы, шелковое белье, драгоценности.

Укладывая, мирно беседовали.

– Счастливый вы человек, пан Гоуска, – проговорил Гофбауэр, старательно встряхивая старинный фрак хозяина. – Вы словно в рубашке родились. Всегда вам удается уехать вовремя.

– Подождите, еще не уехал, – отозвался Гоуска, пытаясь закрыть чемодан, набитый доверху. – Не дай бог, зацеплюсь за какой-нибудь сучок.

– Да нет, уж вы не зацепитесь!.. А вообще-то, конечно, не мое дело, но мне хочется спросить: не рановато ли уезжаете? Может быть, все обернется по-хорошему?

– Вернуться никогда не поздно. Поздно бывает выехать. Если Бенеш на этот раз не поддастся на уговоры и не примет отставки «двенадцати», то еще можно надеяться на возвращение. Если же…

Чемодан никак не хотел закрываться, и Гоуска выругался.

– А Бенеш не опередит всех, как это было в тридцать восьмом году?

– Вряд ли… Впрочем, все может быть, – Гоуска засмеялся. – Бенеш, как и я, поскачет, поскачет, обернется – да опять в президентское кресло. Ну-ка, Гофбауэр, помогите мне закрыть этот проклятый чемодан.

Когда крышка чемодана захлопнулась и щелкнули замки, Гофбауэр спохватился:

– Эх, чуть не забыл! Вчера пани Гоуска – она уже в машине сидела – просила передать, чтобы вы обязательно захватили пакетик, тот, что за зеркалом в туалетной… Обязательно просила захватить.

– Что же вы молчали? Что там, в этом пакетике?

– Не знаю. Надо полагать, что-нибудь ценное. Она мне два раза напомнила.

– А ну, пойдемте.

– Пойдемте, пан Гоуска.

Гофбауэр, как человек воспитанный, пропустил хозяина вперед, но как только Гоуска вошел в туалетную, захлопнул за ним дверь и трижды повернул ключ в замке.

– Эй, старина! Что это вы шутить вздумали? – послышался голос хозяина. – Никакого пакетика за зеркалом нет. Зачем вы дверь заперли? Что за глупые шутки? Эй! Слышите?! Ну-ка, откройте!

Гофбауэр рассмеялся.

– Не затем я запирал, чтобы тут же отпереть. Зацепились за сучок, пан Гоуска. Много полетали на своем веку, пора отдохнуть. Вы пока посидите там, я сейчас вернусь.

Не обращая внимания на стук и вопли хозяина, старик прошел в кабинет и соединился по телефону с Корпусом национальной безопасности.

– Ты, Антонин? Здравствуй, сынок! Это я. Да. Да. Ты был прав. Уже навострил было пятки. Приезжай, да побыстрее. Нет, никуда не уйдет. Я его в туалетной запер.

Глава тридцать девятая

1

В полдень 25 февраля Сойер снова ошеломил своего шефа новостями: арестован личный секретарь Крайны; сотрудники выгнали из министерств Галу, Копецкого и Пиетора; Зенкл и Кочвара предпочли удалиться сами.

– Значит, Зенкл еще в Праге? – спросил Борн.

– Да. Я его видел.

– А позавчера где он прятался целый день?

– У своей приятельницы, в Моравии.

Борн плюнул.

– Мерзавцы! Запутались в бабьих юбках!

– Крайна дал указание всем своим местным организациям – провести сегодня массовые демонстрации. По всей стране. И еще…

Сойер замялся.

– Что еще? – уставился на него Борн.

– Я сейчас видел в городе Сливу.

– Ага! Уже вернулся?

– Он никуда и не выезжал из Праги.

Борн встал и нервным жестом положил руки в карманы.

– Не выезжал?

– Не выезжал. Это я установил точно. Он принимал участие в аресте секретаря Крайны и Тейхмана. Он изловил в Находе штабс-капитана Благу, ускользнувшего было от ареста. Он позавчера днем… да, днем арестовал Гоуску.

Борн был потрясен.

– Что же это значит?

А Сойер испытывал истинное наслаждение, информируя шефа по вопросам, в которых тот проявил полную близорукость.

И продолжал злорадно:

– Слива – разведчик. Слива – партизан. По заданию подполья в годы протектората он работал под видом гестаповца, которого они схватили на каком-то острове. Слива орудовал под фамилией Барабаш.

Борн в полной растерянности смотрел на Сойера.

– Вы вчера говорили со Штейнгардтом о самолете для меня? – внезапно спросил он.

– Да. Самолет в вашем распоряжении.

– Предупредите пилота… – Борн не закончил фразы и погрузился в размышления.

Молчание тянулось долго.

– О чем предупредить? – напомнил Сойер.

– О том, что вы и я вылетим через час. В Регенсбург. А как ведет себя Бенеш?

– По-прежнему. Пока держится.