Это идиотское занятие – думать

Как-то раз Пэт Старший, подзарядившись этиловым спиртом, ввалился домой довольно поздно, и Мэри завела свою пластинку, мол, «что толку устраивать в доме всю эту красоту, если мы даже не обедаем вместе, бла-бла-бла». Во время последовавших дебатов, чтобы лучше донести свою заковыристую мысль, Пэт аккуратно уронил на улицу из окна шестого этажа поднос с чайным сервизом из хрусталя и серебра. Произнеся что-то вроде: «Там всей твоей красоте самое место», – он отправился обратно в «Мэгваер».

Мэри умела принимать судьбоносные решения моментально. И она его приняла. Она уйдет навсегда. Несмотря на все обещания отца, ничего не изменилось. Разве что появился еще один ребенок. И кто знает, когда он начал бы испытывать на мне те дисциплинарные меры по формированию характера, с которыми мой брат был знаком с первых дней? В три месяца? В шесть? Едва у меня появятся волосы, меня тоже можно будет таскать по квартире, как таскали брата.

В ту ночь Мать Мария отправилась в единственное безопасное место, где, она точно знала, нам будут рады, – к своему отцу. Добряк Деннис Бири, бывший полицейский, жил неподалеку, на углу 111-й улицы и Амстердам-авеню. На третий день после нашего переезда на противоположной стороне улицы мы заметили отца. Он наблюдал за домом, надеясь перехватить мать, когда она будет выходить, и помириться, разыграв свой любимый козырь и, как обычно, навешав лапши на уши. Но на этот раз обошлось без лапши. Через три дня мы с матерью и Патриком спустились по пожарной лестнице с четвертого дедушкиного этажа и дворами пробрались со 111-й улицы на Бродвей, где нас ждал в машине дядя Том. Он отвез нас в деревню Саут-Фоллсбург в горах Кэтскиллс, на ферму, принадлежавшую двум друзьям матери.

Там мы прожили два месяца. Мне не было еще и девяти недель от роду, когда началась моя кочевая жизнь. И первой остановкой на моем пути были Кэтскиллс.

Через неделю отец вломился в дедушкину квартиру, высадив двери. Прожженный старый коп, которому было уже семьдесят четыре, не смог его остановить. На следующий день он умер от инсульта. И это тоже можно записать на счет моего отца. Строго говоря, он, конечно, никого не убивал, но отлично умел доводить до смерти.

Деннис Бири приехал из Ирландии и пошел работать в полицию Нью-Йорка, он всегда очень гордился тем, что ни разу не применил оружие. Сильный от природы, он играл с четырьмя своими сыновьями, выставляя вперед кулак со словами: «Ну-ка навалились и поубивались!» Прослужив в органах семнадцать лет, он вышел на пенсию из-за травм, полученных в драке с уличным хулиганом. За несколько недель до этого он сдал экзамен на звание старшего лейтенанта, и его непосредственный начальник заявил, что, если он хочет повышения по службе, придется раскошелиться на тысячу баксов. Дед отказался давать взятку, а дома пояснил: «Дело принципа. Не хватало еще, чтобы это всплыло!» Мама рассказывала, что, когда мне было всего несколько недель, он рассматривал мою крошечную ручку и говорил: «Будущий окружной прокурор». Извини, дед, все покатилось куда-то не туда. Но мне очень жаль, что я тебя не знал.

Мэри была самой старшей из шестерых его детей, родившихся либо в Гринвич-Виллидж, либо в Челси. В детстве она была очень хиленькой, и, кроме прочих ухищрений, для укрепления здоровья каждый вечер ей давали стакан «Гиннесса». Это помогло. Обретенная в конце концов физическая сила сочеталась в ней с психической выносливостью. Когда ей было десять, она отправила коробку лошадиного навоза девочке с соседней улицы, которая «забыла» пригласить ее на день рождения. Она была маленькой, живой, легко заводила друзей, играла на пианино, прекрасно танцевала, громко смеялась… Не дай бог иметь такого врага. Она четко понимала, кто она и на что способна. Она никогда ни на йоту не отступала от своих намерений. Она никому не давала спуску, будь то клерк, официант или пассажир автобуса. На всякого, кто переходил ей дорогу, обрушивался словесный поток и вся тяжесть Этого Взгляда – оружия такой испепеляющей силы, что от него не поздоровилось бы даже американскому десантнику.

Все это пришлось как нельзя более кстати в ее карьере – за сорок с лишним лет работы у нее было всего пять боссов. Со второй работой ей особенно повезло – это было модное тогда рекламное агентство «Комптон». На дворе стояли «ревущие двадцатые», а она была та еще вертихвостка – гуляла напропалую и динамила без зазрения совести. «Я всегда соглашалась на свидания, но никогда не приходила». Тем не менее при всей разгульности ее образа жизни она вообще не пила, что было совершенно нетипично для того времени, когда у многих печень раздувалась до размеров пляжного мяча.