Это идиотское занятие – думать

Все-таки хорошо, что она не знала, чем промышляет Пэт. В то время он орудовал со своей шайкой на набережной, воруя с кораблей «Либерти» сигнальные ракеты и аптечки и продавая их на Риверсайд-драйв. Это было федеральное преступление – десять лет и штраф десять тысяч долларов. В отличие от меня, Патрика ни разу не поймали. Он уверял: «Я могу оставить тебя без ботинок, а ты даже не заметишь».

У меня была своя компания, у него своя, но иногда было полезно напоминать, кто мой старший брат. Когда мы воровали береты у первокурсников Колумбийского университета, а они потом осмеливались нам что-то предъявлять, Пэт с приятелями надирали им задницу.

Мы ненавидели этих студентов. Это был наш район – район ирландских католиков, где все враждовали со всеми. Из каждых двадцати ирландских детей тринадцать или четырнадцать регулярно получали дома на орехи. И им не терпелось всыпать кому-то еще.

Эти студенты приезжали из Небраски или Айовы и расхаживали тут как хозяева. Патрик с друзьями готовы были их поубивать. У них была дурацкая песня: «Кому принадлежит Нью-Йорк? Кому принадлежит Нью-Йорк? Говорят – нам! Кому принадлежит Нью-Йорк? Кому принадлежит Нью-Йорк, кому? КОЛУМБИИ!» Ну и как-то раз парни надрали задницу студентам, которые ее распевали. Пэт говорил, это было круто – уложить этих засранцев на землю посреди улицы и горланить их песню на свой лад: «Кто убирает улицы? Кто убирает улицы? Говорят – мы! Кто убирает улицы? Кто убирает улицы, кто? МЫ УБИРАЕМ!»

Обчищать машины они начали еще пацанами. Обычно отправлялись на 120-ю улицу, где эти колумбийские притырки парковали свои тачки, даже не удосуживаясь их закрывать. Всего-то и нужно было – подергать пару ручек, пока не найдешь открытую дверь, залезть в бардачок и обчистить его. Чего только люди там не оставляют! Позднее и я последовал примеру брата.

Патрик всегда был первооткрывателем, а я шел по его стопам. Как и он, я пошел служить в авиацию, у нас было пять военных судов на двоих. У него три. У меня два. Мать была в восторге!..

С годами наши отношения изменились. В 60-е Патрик заделался католиком, крестил своих детей, и все в таком духе. Работал скромным продавцом автомобилей в Южной Калифорнии. Когда вышел мой альбом «Классный шут», он видел, как мои наезды на католицизм и большой бизнес бесят нашу мать. Из чего заключил, что, должно быть, я прав.

Я уговаривал его писа́ть. Давно еще, услышав, как он трындит с клиентами в автосалоне, я был уверен, что у него все получится. Так оно и вышло. Я свел его с потрясающим психоаналитиком, доктором Чарльзом Анселлом, и он убедился, что это не он конченый. С ним все в порядке. Это мир вокруг конченый.

Патрик любит говорить, что в наших отношениях теперь все наоборот и заводилой стал я. Тут есть нюансы. Раньше мы с Пэтом жили в разных концах мира: он предпочитал места типа Вермонта и Тринидада, а я Лос-Анджелес. Но за последние двадцать пять лет мы много времени проводили вместе. Он оказывал на меня влияние, возможно и не осознавая этого; он провоцировал меня на радикальные, острые и резкие высказывания. Я формулирую лучше, чем он, а мое обсессивно-компульсивное расстройство подталкивает делиться этим со всеми. Но мне всегда было интересно, чем он занимается. Он пишет прекрасные диалоги, отличные житейские зарисовки. Это уже не просто махать кувалдой – тут целый паровой свайный молот.

Я понимаю, что он чувствует, что думает, что переживает, но он умеет как-то особенно повышать градус. Было время, когда я ни за что не написал бы «Я люблю, когда умирает куча народу» или «Люди, которых нужно убить». На моем огороде не было грядки под такие цветочки. Но он заставляет поверить в свои силы. Я бы не сказал, что все встало с ног на голову, скорее, колесо совершило полный оборот. Почти как в старые добрые времена: если мой старший брат так считает, значит, это правильно. Помню, когда я закончил восьмой класс, Мэри хотела отдать меня в ту же школу Региса, что и Пэта в свое время. Я сказал ей: «Даже не думай». Совсем как Пэт.

После восьмого класса у вас остается маленький выпускной альбом, в котором все пишут глупости типа: «С окончанием школы, Джорджи! От девочки, которая сидела рядом с тобой», – чтобы через много лет было что с умилением вспоминать. Патрик как раз был в отпуске из армии, и я попросил его что-нибудь чиркнуть мне. Вот его слова: «Шуруй к кардиналу Хейсу и будь крутым пацаном». Подпись: «Лучший из лучших и реальный чел, твой брат Патрик».

5

Маршал авиации Карлин посылает всех на хрен

Удивительно, как глубоко армия проникает в вашу жизнь. В этом отношении она похожа на церковь. Вы ее ненавидите, но она вас формирует. Это родители. Мать – церковь и отец – воинский долг.