Читаем Это интересно знать полностью

— А может быть, и за Прут! — снова ответил каламбуром Пушкин.


Странное название

«Странное название: „Московский английский клуб“, — сказал кто-то однажды Пушкину.

Пушкин тут же расхохотался и стал уверять, что есть названия еще более странные.

— Какие же?

— Императорское человеколюбивое общество».


Свинья

Редактор и издатель «Вестника Европы», реакционный журналист Михаил Трофимович Каченовский, извещая в своем журнале об итальянском композиторе Скричи, сказал, что он ничего б не мог сочинить на темы, как: «К ней», «Демон» и прочие.

«Это правда, — сказал Пушкин, — все равно, если б мне дали тему: „Михайло Трофимович“ — что из этого я мог бы сделать? Но дайте сию же мысль Крылову, и он тут же бы написал басню — „Свинья“».


Шутка Садовского

В то время в Москве был обычай развозить по домам благочестивых купцов считавшуюся благотворной икону божьей матери Иверской. Возили ее в таком же допотопном рыдване, как и актеров на спектакли, причем перед иконой горела свечка… И вот одной из излюбленных шуток артиста М. П. Садовского, когда он ехал в карете, было зажечь свечку и держать ее перед собой. Прохожие, видя в зимних сумерках карету, в которой мерцал огонек, принимали ее за карету с Иверской, и богомольные салопницы останавливались при ее проезде и крестились и кланялись, а Садовской от души хохотал.


Лягушка-адвокат

За создание труда «Рефлексы головного мозга» Ивана Михайловича Сеченова царские власти хотели отдать под суд. Когда друзья великого физиолога спросили, кого из адвокатов он думает привлечь для своей защиты, Сеченов ответил:

— Зачем мне адвокат? Я возьму в суд лягушку и проделаю перед судьями все свои опыты. Пусть тогда прокурор опровергнет меня.


Что тяжелее

Придворный генерал обратился как-то с вопросом к поэту Сумарокову:

— Скажи, пожалуйста, что тяжелее: ум или глупость?

— Конечно, глупость, — немедленно ответил Сумароков. — Мне, например, хватает одной лошади, а тебя возит сразу четверка.


Шутка Тимирязева

Однажды К. А. Тимирязев, рассказывал его сын А. К. Тимирязев, проходил со своим ассистентом по одному из московских скверов. Ассистент, обратив внимание ученого на то, что на кустах почему-то мало цветов, спросил, щеголяя научной терминологией:

— Как вы думаете, профессор, какие вещества в здешней почве в минимуме?

— Я не знаю, что здесь в минимуме, но думаю, что вор здесь был в максимуме, — ответил, улыбнувшись, Тимирязев.


Рекорд краткости

Знаменитый шотландский хирург 18-го века Джон Абернети отличался необыкновенной лаконичностью речи, но в лице одной пациентки он встретил серьезного соперника в этом отношении.

Однажды к нему в Эдинбурге обратилась за помощью женщина с сильно воспаленной и опухшей рукой. Произошел следующий разговор, начатый доктором:

— Ожег?

— Ушиб.

— Компресс.

На другой день пациентка опять явилась к доктору. Последовал такой диалог:

— Лучше?

— Хуже.

— Еще компресс.

Два дня спустя женщина снова обратилась к доктору, и разговор вылился в такую форму:

— Лучше?

— Здорова. Сколько?

— Ничего! — воскликнул доктор. — Такой разумной клиентки я еще не встречал!


По рассеянности…

Великий физик Андре Ампер отличался рассеянностью. Однажды, уходя из дому, он оставил на дверях своей квартиры табличку с надписью: «Господина Ампера нет дома. Возвратится вечером».

Справившись с делами раньше намеченного часа, он вернулся домой. Но, увидев на дверях табличку с надписью, повернулся и ушел.


Он жив!..

Однажды известный математик Боссюэ опасно заболел. Друзья столпились у его постели, но больной настолько ослабел, что не отвечал на вопросы.

— Да он уж не дышит, — сказал кто-то.

— Подождите, — перебил другой. — Я его спрошу. Боссюэ, квадрат двенадцати?

— Сто сорок четыре, — послышался шепот больного.


Долго ли вы думаете?

Кто-то спросил немецкого композитора Брамса:

— Долго ли вы думаете перед тем, как сочинять?

— Не особенно, но все же дольше, чем вы перед тем, как спрашивать, — ответил Брамс.


Если бы…

В квартире у Вольтера можно было всегда видеть кого-нибудь из молодых литераторов. Великий французский писатель-просветитель охотно принимал их, помогал дружеским советом.

Однажды зимним вечером Вольтер сидел в кресле, что стояло напротив камина, и, зябко натягивая плед, внимательно слушал начинающего автора. Когда тот кончил читать свое несовершенное произведение, Вольтер с улыбкой сказал:

— Если бы в ваших стихах было больше огня, а в этом камине — ваших стихов, нам не было бы так холодно…


Несбывшиеся надежды

Знаменитый немецкий физик Генрих Рудольф Герц в школьные годы очень увлекался работой на токарных станках, а в воскресные дни даже посещал ремесленную школу.

Позже, когда Герц был уже известным профессором, старый его учитель по токарному делу, узнав о судьбе своего ученика, с сожалением сказал:

— Как жаль. Он был бы прекрасным токарем.


Надежды астронома

Знаменитый астроном Фридрих Вильгельм Гершель был очень болен. Боялись даже, что он умрет. К больному пришел священник и изо всех сил старался подготовить его к смерти, рисуя в светлых тонах загробную жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии