Это мы, Господи. Повести и рассказы писателей-фронтовиков

— Почему нас бросили? Где справедливость? Где забота о раненых?

— Тихо! Ти-хо! — прерывая шум, снова кричит Сахно. — Я запрещаю! Прекратить разговоры!

— Кто там запрещает? Ты вон запрети нас бросать! Где начальство? Давай начальство!

— Надо к начальству.

— Генерала сюда! — гудят встревоженные голоса.

Кто-то, хромая, быстро выходит из хаты. За ним к двери пробираются еще двое. На порог откуда-то из угла торопливо лезет сутулая фигура Сахно.

— Стой! Прекратить панику! Я приказываю!

Хата становится как разъяренный, растревоженный улей.

— При чем тут паника?

— Пошел ты…

— Нашлось пугало! Не таких видали!

— Ты начальство давай сюда!

— Давай транспорт! Нам тоже жить хочется.

Люди встают, кто может. Остальные лежат. Бомбежка, кажется, утихает. Гул удаляется. Видно, самолеты поворачивают назад. Зато усиливается пулеметная трескотня. Из раскрытой двери в хату ползут клубы холодного воздуха.

Негромко, по-мужски выругавшись, к выходу пробирается Катя.

— Нет уж, вчерашнего не будет! — говорит она. — Я скоро…

Девушка хочет выйти, но путь ей преграждает Сахно. Упершись ногой в косяк, он стоит в раскрытых дверях. В здоровой его руке пистолет.

— Назад!

— Ты что — очумел? А ну пусти! Я к начальству.

— Назад! — в каком-то остервенении кричит Сахно.

Катя вдруг с силой толкает его и, пригнувшись, шмыгает в дверь.

— Назад! Застрелю!

Он и в самом деле стреляет, неожиданно оглушая всех нас. У меня содрогается сердце: не сошел ли с ума этот законник? Рядом поднимается с пола лейтенант и взволнованно обращается к разъяренному капитану:

— Послушайте, что за спектакль? Надо же доложить начальству. Надо подумать о раненых. Что вы уперлись?

— Молчать! Я приказываю замолчать!

Широко расставив ноги, Сахно серой неподвижной глыбой стоит в дверях. Пистолет его направлен в хату. Из раскрытой двери вовсю валит морозная стужа.

— Ему лишь бы молчать! — зло бросает кто-то.

И в хате действительно умолкают. Кто знает, чего можно ждать от этого человека.

Сахно стоит так довольно долго, и мы все молчим. Только обожженный летчик сильнее, чем прежде, стонет под окном. Юрка стихает, но в груди у него что-то часто и мелко булькает. Я не могу сообразить, что делать с ним, если опять, как и утром, придется удирать из села. Не лучше ли уж сразу застрелить его и себя?.. Автоматные очереди за околицей то притихают, то снова густо рассыпаются в ночной тишине.

Но вот на улице слышится гомон. За окном — чьи-то торопливые шаги, там группа людей. Не за нами ли? Скрипит крыльцо, и луч фонарика упирается в фигуру Сахно.

— Тут кто?

— Тут раненые, — со злым недовольством отвечает Сахно. Однако с порога не сходит.

— А вы кто? Что вы тут делаете? — осветив пистолет в руке капитана, строго спрашивает командир.

— Я пресекаю панику! — все тем же тоном говорит Сахно.

— Панику?

— Так точно. Панику.

— Какую там панику! — рассудительно вставляет кто-то из темноты. — Нас в госпиталь надо. Тут тяжелораненые есть.

Неизвестный командир поворачивается к людям. Его сильный фонарик обегает сидящие и лежащие фигуры людей и останавливается. Повсюду — шинели, полушубки, бинты и ожидающие, настороженные лица.

— Я не уполномочен насчет эвакуации, — твердым голосом объявляет опоясанный ремнями человек. — Село обходят немцы. Полковник Гордеев приказал: всех в строй. Кто может — прошу за мной! Немедленно!

— Это другое дело, — после короткой паузы отзывается голос в углу.

— По-людски. А то пистолетом грозит…

— А ну выходи, кто может!

— Известно, выходи. А то всем крышка.

Из угла вскоре выбираются двое. Встает кто-то от порога. Вздохнув, нелегко поднимается лейтенант из редакции. Я не знаю, как быть. Неловко отставать от других и не хочется бросать Юрку. Чувствую, что без меня он погибнет. И проклятая нога опять остро разболелась на ночь.

— Стой! — будто спохватившись, кричит Сахно. — Майор, остановите людей. Тут непроверенный элемент.

Майор, который уже хотел было уйти, останавливается и коротко сверкает на Сахно фонариком.

— Какой элемент?

— Антинастроенный элемент. Тут разговоры…

— Да бросьте вы, капитан! Какие разговоры…

Майор выключает фонарик и исчезает на крыльце. За ним выходят четверо бойцов. Сахно несколько секунд удивленно стоит у двери, потом бросается за ними вдогон.

— Майор, вы будете отвечать! Я доложу полковнику Косову! — доносится уже снаружи.

Кто-то в хате снова ругается.

Лейтенант у стены не спеша готовится выйти. Сначала он тщательно отворачивает уши своей шапки. Потом достает из кармана трехпалые рукавицы и натягивает их на руки. Все его движения неестественно замедленны. Я вижу все и понимаю, как не хочется ему идти туда, откуда неизвестно еще, суждено ли будет вернуться. У его ног покорно сидит, ожидая чего-то, немец. Я в растерянности — что делать? Лейтенант бросает взгляд на меня, потом — на Юрку. И я думаю: если только он скажет «пойдем!» — я встану. Но он аккуратно заправляет рукавицы и коротко улыбается в полумраке:

— Ну, счастливо оставаться. Желаю как-нибудь выбраться отсюда.