Это мы, Господи. Повести и рассказы писателей-фронтовиков

Да когда ж я так допуста, дочистаВсе развеял из зерен благих?Ведь провел же и я отрочествоВ светлом пении храмов Твоих!Рассверкалась премудрость книжная,Мой надменный пронзая мозг,Тайны мира явились — постижными,

Жребий жизни — податлив как воск.Кровь бурлила — и каждый выполоскИноцветно сверкал впереди, —И без грохота, тихо рассыпалосьЗданье веры в моей груди.Но пройдя между быти и небыти,Упадав и держась на краю,Я смотрю в благодарственном трепете

На прожитую жизнь мою.Не рассудком моим, не желаниемОсвещен ее каждый излом —Смысла Вышнего ровным сиянием,Объяснившимся мне лишь потом.И теперь возвращенною мероюНадчерпнувши воды живой, —

Бог Вселенной! Я снова верую!И с отрекшимся был Ты со мной…

Жизненный путь писателя «между быти и небыти» — это в том числе и война, когда Бог особенно близко: «Ты препоясал меня силою для войны и низложил под ноги мои восставших на меня» (Пс. 17: 40).

Сборник завершает рассказ Виктора Астафьева «Мелодия Чайковского» — одно из последних произведений писателя. Молодой солдат-телефонист доведен до полного физического и морального истощения и отчаяния. «„Кто украл мое детство? Кто съел мою юность? Кто гробит и гложет мою молодость?“ — захлебываясь слезами, спрашиваю я, неведомо к кому обращаясь». Финал рассказа Астафьева — «про воскресение, про другой, прекрасный мир, светлым сиянием спускающийся с небес над родной землей, над всеми нами, все вытерпевшими и перестрадавшими».

Александр Солженицын говорил: «Наша Церковь постановила, что навеки день Девятого мая будет днем скорби, днем Памяти погибших за веру и Отечество. Как это правильно, и как это наконец нужно!» А Виктор Астафьев написал в одном из писем: «Я в День Победы пойду в церковь — молиться за убиенных и погубленных во время войны. И Вам советую сделать то же».

Эта книга — о войне. Она — для тех, кто помнит, и тех, кто не хочет забыть. О войне такой, какая она была на самом деле. Книга настолько правдивая, жесткая и пронзительная, что не стоит больше ничего говорить. Ее надо просто читать, чтобы узнать, а как же все это было на самом деле. И не забывать.

Даниил Гранин

(род. 1919)

Мой лейтенант

(Главы из повести)

— Вы пишете про себя?

— Что вы, этого человека уже давно нет.

Первая бомбежка

Настоящий страх, страх жутчайший, настиг меня, совсем еще юнца, на войне. То была первая бомбежка. Наш эшелон Народного ополчения отправился в начале июля 1941 года на фронт. Немецкие войска быстро продвигались к Ленинграду. Через два дня эшелон прибыл на станцию Батецкая, это километров полтораста от Ленинграда. Ополченцы стали выгружаться, и тут на нас налетела немецкая авиация. Сколько было этих штурмовиков, не знаю. Для меня небо потемнело от самолетов. Чистое, летнее, теплое, оно загудело, задрожало, звук нарастал. Черные летящие тени покрыли нас. Я скатился с насыпи, бросился под ближний куст, лег ничком, голову сунул в заросли. Упала первая бомба, вздрогнула земля, потом бомбы посыпались кучно, взрывы сливались в грохот, все тряслось. Самолеты пикировали, один за другим заходили на цель. А целью был я. Они все старались попасть в меня, они неслись к земле на меня, так что горячий воздух пропеллеров шевелил мои волосы.