– Ага. Под сотню. Но при этом много покалеченных, да и изначально небоеспособных. Посмотри на нас: мы выжили, значит, мы самые выносливые. Но при этом в бою против восьми хайтов мы потеряли десять человек, плюс Обух повесился еще до их появления. И это при том, что вы нам тогда помогли. Трое наших мужиков дали себя прикончить полудохлому дистрофику: они могли бы его легко удушить как слепого котенка, но не стали даже пытаться сопротивляться… Им даже инстинкт самосохранения не помог – это уже ненормальное что-то. Ведь не мог же полностью атрофироваться инстинкт самосохранения? Вот и считай: девятнадцать наших плюс трое ваших, равно двадцать два, или двадцать один без Обуха, против восьми хайтов. Мы победили, потеряв при этом одиннадцать человек. И это притом, что мы были не с пустыми руками. А в поселке туземцев поначалу было больше сотни: при этом они все с оружием, а мы без. Какие у нас при таком раскладе шансы были? Да никаких.
– Больше сотни?! Ты же говорил про пятьдесят – точнее сорок девять.
– Это в конце уже так было. Ведь прошлой осенью ушло много – около тридцати, а по первому снегу еще пара десятков сгинула. До этого никогда никто из них не уходил. Лишь умирали они иногда, или при запусках гибли, но вскоре приходила замена: обычно это были старые, искалеченный хайты. У нас, я так понимаю, был глубокий тыл – к нам самых негодных отправляли.
– Не думаю, что это тыл: скорее, южная окраина. Но все равно интересно… Знаешь, Андрей, тебе надо обязательно попасть к нам, и все рассказать под запись.
– Да что тут интересного? Я и так тебе все уже рассказал. Ты бы лучше про вас что-нибудь добавила – это гораздо интереснее.
– Про нас ты и сам узнаешь… надеюсь. А вот про хайтов… Ты сказал, что осенью ушло тридцать, а к зиме еще два десятка. Назад они не вернулись?
– К зиме вообще-то ушло четыре десятка – но вернулось только два.
– Так… Первые ушли в набег на восточников и Монаха. Тех мы на нашем берегу разбили тогда вдребезги, и флот их разогнали. Неудивительно, что никто назад не вернулся. Со второй партией сложнее: они понесли потери в зимней войне на земле Хайтаны. Кто выжил – вернулся. В итоге их в поселке осталось сорок девять… Ты понимаешь, что это значит?
– Нет.
– Эх ты!… Смотри: была сотня – осталось полсотни. Прошла зима, прошла весна – лето наступило. Никто не прислал пополнение, чтобы возместить вам потери. Вот скажи: работать стало тяжелее после того, как половина хайтов сгинула?
– Ну ты спросила! Не то слово – хайты ведь вкалывали не меньше нас. Потерять столько рабочих рук… До этого у нас бывали тихие деньки – чуть ли не отдых, но когда те гады исчезли, каторга началась круглосуточная. И все равно туземцы недовольны были: бывало, уже по темноте к пирамиде таскали носилки – из-за этого травмы частенько случались.
– Вот! Может и последний запуск, сломавший пирамиду, из-за нехватки рабочих случился.
При слове "запуск" Андрей невольно поморщился: "табу" не желало забываться.
– Рита, я так и не понял: к чему ты это все говоришь?
– Да к тому… Видел брошенные поселки? Я тоже такие видела, когда бегала по степи от хайтов. А когда меня таскали от загона к загону, нередко видела еще не заброшенные, но близкие к этому: двадцать рассыпающихся сараев, и два-три обитаемых. Похоже, умирает Хайтана. И умирает уже давно. Мы лишь ускорили этот процесс.
– Умирает?!
– Может и не умирает, но не все у них ладно – это факт. Потери прошлого года они не могут возместить. Получается, у них, возможно, нет резервов: две войны их обескровили. Да и до этого не все ладно было: если народ оставляет свои селения, не все у этого народа ладно. Восточники рассказывали, что раньше бывали нашествия, когда сотня тысяч хайтов доходила до их королевств.
– Второй поселок бросили, потому что почва истощилась. Они там выращивали зерно.
– Может и так. А первый? В котором тоже пирамида была – почему бросили? А ваш поселок, вымерший наполовину? Случись что с остальными, прислали бы новую сотню? А? Думаю, некого им присылать. В прошлом году они к нам заявились, платину мыть пытались для чего-то. Мы их поубивали, и никакой реакции не последовало: никто не пришел за них мстить, или пытаться возобновить добычу. О чем, по-твоему, все это говорит? Сдувается Хайтана – это всем уже должно быть понятно.
– Ты делаешь слишком смелые выводы. Информации-то почти нет.
– Ты прав. Мы вообще про хайтов ничего не знаем. Мы их не понимаем. Они чужие здесь.
– Ты о той легенде, что Серж рассказывал? Про то, что хайты из иного мира пришли?