Это не кража!

Нетерпеливо притоптывая ногой, Грэхард ждал новостей, стараясь не наблюдать за объектом своего интереса совсем уж прямо. Её, впрочем, совершенно невозможно было потерять в этой праздничной пёстрой зале – ему положительно казалось, что она светится на самом деле, и что так или иначе взгляд его всегда находит именно её, где бы она ни была.

Увы, девушка больше совсем не смеялась, а только тихо разговаривала с кем-то из женщин или вообще стояла у окна, любуясь солнечными бликами на парче распахнутых штор и вслушиваясь в струящиеся интонации мерцающих струн. Еле ощутимо, почти незаметно, она покачивалась в такт музыке, слегка касаясь пальцами раскрытых лепестков огромных чайных роз, стоящих на окне, – и Грэхарду казалось, что ничто не идёт ей так, как эти вкрадчивые скрипичные порывы и россыпь солнечной арфы.

Наконец, Грэхард заметил белобрысую макушку Дерека рядом и повернулся к нему с нетерпением.

Лицо сподвижника, впрочем, выглядело хмурым.

– Грэхард, там без шансов, – мрачно доложил он. – Эснария, солнечная госпожа из рода Кьеринов, старшая дочь грозового адмирала.

Грэхард досадливо поморщился.

Внутри что-то оборвалось и ухнуло, как при внезапном падении с большой высоты.

Дочь адмирала Кьерина!

Да, здесь без шансов. Старый лис никогда не отдаст свою дочь за главного политического противника, а отнять её силой…

«С Кьеринами мне не тягаться сейчас, – мрачно сложил руки на груди Грэхард. – Если только выкрасть?»

Взгляд его снова неосознанно вернулся к златовласке.

– Ну, ну! – окоротил его Дерек. – Сделай рожу порадостнее, мой повелитель, а то тебя не так поймут!

Сморщившись ещё раз, Грэхард потряс головой и попытался выкинуть из неё сияющую девушку. Нет, Кьеринов ему сейчас не проглотить, так что нечего и думать!

Интерлюдия

638 год

(восемь лет спустя)

Он не стал отсылать жену на женскую половину – она осталась стоять при нём, принимая поздравления и светские любезности с ним наравне. Неслыханное для Ньона дело – но Грэхард полагал, что это, ко всему прочему, укрепит его политические позиции, ведь таким образом он показывает, что оппозиция теперь тоже на его стороне, что они теперь выступают единым фронтом.

Конечно, дело было не в трезвом расчёте, а в том, что он попросту не хотел отпускать от себя Эсну – нарядную, сияющую, восторженно улыбающуюся Эсну.

Семь лет он наблюдал за ней на этом проклятом балу исподтишка, тая свой интерес, зная, что не получит её, лелея в сердце планы всё же выкрасть её и запереть в своей Цитадели, мечтая о том, что однажды она всё же будет принадлежать ему – и зная, что мечтам этим не суждено сбыться.

Что ж! Он получил то, чего так страстно желал так давно – и реальность превзошла его мечты.

Теперь она улыбалась именно ему, и всё её оживление было посвящено именно ему, и он мог вызывать у неё смех снова и снова – и любоваться ею столько, сколько ему захочется. Никто не мог теперь сделать ей замечание и испортить её настроение – она была его женой, женой владыки Ньона, и это защищало её от любых вмешательств извне.

Она, кажется, и сама от души наслаждалась этим. Вся солнечная и сияющая, она встречала всех подходящих к ним светлой улыбкой, оживлённо и радостно беседовала с каждым – Грэхард удивился тому, как быстро она сошлась со многими вельможами, и сколь хорошо они стали ей знакомы. Он заподозрил, что и у неё тоже хранятся где-то в её покоях подробные досье на всех присутствующих – иначе он не мог объяснить себе, как ей удавалось помнить о каждом все эти мелочи и задавать свои быстрые вопросы о детях, о проектах, о здоровье родственников – она не ошиблась ни разу, уверено называя имена, места, даты!

Грэхард отчётливо видел, что это приятно сановникам и знати, и что они польщены тем, что солнечная госпожа не забыла их и их проблемы, что её слова становятся для них окрыляющими. Сам Грэхард никогда не умел быть таким любезным – да для его суровой репутации это только пошло бы во вред – и наслаждался тем, что женился столь удачно, и что жена его теперь так умело укрепляет его престиж.