Это просто цирк какой-то!

В нашем доме, построенном по советским технологиям вручную, по кирпичику, а не секционно или из блоков, стены были очень толстые, подоконники – широченные и слышимость почти нулевая. Можно было разговаривать, слушать музыку и все такое, но если не выйти на лестничную площадку, то ничего слышно не было. Входные же квартирные двери в середине прошлого века ставили самые обычные, деревянные, и слой дерматина, которым их квартировладельцы обивали «для тепла», звуку совершенно не мешал.

Так мы и узнали о новых соседях: из квартиры № 23 доносились восторженные мужские маты и визгливые причитания женщины: «Ой, цэ ж дви кимнаты, цэ ж у тому баку вода гаряча, це ж викна здорови яки!» Бабуля, мамочка, я и надменный белый болон Кузя жили в новой квартире уже почти три месяца, а дом продолжал заселяться, и теперь на нашем первом этаже собрался полный кворум.

И Диденко из квартиры справа, и Кондратьевы из квартиры слева помогали нам с обустройством – там в семьях были мужчины, которые могли вкрутить всякие шурупы и прибить карнизы. Взамен моя бабуля на всех пекла пироги и жарила фирменные оладушки с абрикосами, мама проверяла домашние задания по русскому у сына Кондратьевых и у Танечки Диденко, а я иногда возилась с младшим Кондратьевым, смешным годовалым Кирюшкой.

Мы жили очень дружно и с соседями по нашей площадке, и с теми, кто над нами, вплоть до пятого этажа. И только обитатели квартиры № 23 скользили мимо бурыми тенями (почему-то вся одежда тети Жени, дяди Василия и их сыновей казалась мне бурой, хотя наверняка такой не была), она и летом, и зимой в платке, он – всегда в кепке. Ни в чем они участия не принимали, ни с кем особо не общались, только к бабушке моей соседка шастала все время за хлебом, яйцами, солью, мукой, называя все почему-то с уменьшительно-ласкательными суффиксами: яэчки, хлебушек, мучичка, солька («Анна Иванна, не будете такие ласкавые занять мэни яэчка три?»). А еще тетя Женя ходила, втянув голову в плечи, и мне казалось, что она постоянно больна.