— Выходит, попутчики, — подтвердил Иван Терентьевич.
Всю ночь хлестал дождь…
Аэродрома на прииске Счастливый Ключ никогда не было, и двухцветная, белая с зеленым, "Аннушка" мокла на шоссе, выполняющем обязанности взлетной дорожки и посадочной площадки. Оно, добросовестно отглаженное грейдером на протяжении полутора километров, дальше становилось изрытой гусеницами тракторов трассой. Автомашины — даже вездеходы ГАЗ-53 — рисковали пользоваться ею только в очень сухую погоду да зимой.
Бело-зеленая "Аннушка" вторые сутки стояла на обочине. Летчики в кожаных куртках, насквозь промокших и оттого казавшихся новыми, копались в двигателе, последними словами ругая бюро прогнозов и техников, готовивших самолет в рейс. Наконец старший из них — первый пилот, командир, — полез в кабину.
— От винта, — скомандовал он оттуда.
Сначала тонко, как муха на оконном стекле, запел стартер, потом заработал двигатель, винт стал прозрачным, исчез.
— Ну, кажется, порядок, — усталым голосом сказал старший, показываясь в проеме двери.
— Теперь — только бы окно не закрывалось, — второй пилот, брезгливо морщась, посмотрел на небо. — Если еще сутки просидим — придется побираться, бортзапас почти что прикончили.
— Звали же вчера на медвежатину, чего не пошел? А медвежатина была… — первый блаженно зажмурился и зачмокал.
Второй сердито пнул йогой колесо самолета. Буркнул:
— К нему — как привязанный…
Сняв фуражку, он пригладил ладонью светлые волосы, а взглянув на ладонь, усмехнулся; она была черной от машинного масла.
Командир самолета постоял, прислушиваясь к ровному шуму двигателя. Спрыгнув на землю, сказал:
— Минут двадцать погоняй на малых.
Второй пилот молча кивнул и стал обтирать руки ветошью.
— Так я в контору, — сказал командир. — Чтобы не тянуть. — Высоко поднимая ноги в длинноносых полуботинках, он пересек трассу и, стараясь ступать мимо луж, направился к прииску.
Через полчаса, когда двигатель умолк, на трассе показались люди.
"Пассажиры", — догадался второй пилот и вспомнил, что на борту нет санитарных пакетов, а болтать — черт бы побрал погоду! — наверняка будет прилично.
Он вынул папиросу. Но единственная спичка, стрельнув раскрошившейся головкой, не зажглась. Пилот подумал, что разживется огнем у пассажиров, и про себя чертыхнулся, когда те подошли к самолету — пожилая женщина с лайкой на поводке в окружении разномастных мальчишек и девчонок.
— Вам — что? — сурово спросил он.
Ребята теснее сгрудились вокруг женщины — то ли заступая ее от строгого дядьки, то ли отступив под ее защиту.
— А мы — Настасью Яковлевну провожать, — бойко ответила девчонка в цветастом платке и, смутившись, спряталась за подружек.
— Вы летите с нами? — спросил пилот женщину.
— Здравствуйте, — сказала та. — Да, решила лететь. — И добавила после паузы: — Извините, я ничего не вижу… Слепая…
Пилоту стало неловко за свою неприветливость, показавшуюся теперь грубостью. Пытаясь исправить ее, он предложил:
— Так… может быть, вы подниметесь в самолет? Там все-таки сидеть можно…
— Не беспокойтесь, я побуду с ребятами. — Она опустила руку на вихрастую голову одного из мальчишек, провела ладонью по щеке. — Ваня Куликов? Ты должен мне пообещать, что не будешь обижать сестренку.
Даешь слово?
— А она сама лезет, Настасья Яковлевна. Маленькая, а вредная. Все цветные карандаши у меня перетаскала…
Пилот повернул голову на шум шагов — к самолету, чуть кособочась в сторону чемодана с блестящими никелированными оковками, подходил плотный человек в синем долгополом плаще и старомодной шляпе. Обвисшие поля шляпы закрывали чуть не все лицо, поэтому нельзя было понять — молод он или стар. За ним, с двумя сетками, полными кульков и пакетов, шла маленькая женщина в телогрейке и мужских сапогах. Увидев пассажирку с собакой, мужчина сказал очень громко, словно та была не слепой, а глухой:
— Анастасии Яковлевне почтение.
— Здрасте всем, — сказала его спутница тихо.
Вразнобой последовали ответы, а мужчина спросил пилота:
— Места уже занимать можно, или как?
Пилот скользнул равнодушным взглядом по коренастой фигуре, задержал его на шляпе и ответил вопросом:
— У вас спички есть? Дайте прикурить, пожалуйста.
Пассажир вынул спички, потарахтел коробкой, протянул пилоту.
— Отправление когда, не скажете?
— Не скажу, — пилот помолчал, раскуривая папиросу. — Зависит от командира. Мы не в графике.
— Понятно. — Пассажир поставил наконец чемодан и сам на него уселся. — Как жизнь, Анастасия Яковлевна?
— Спасибо… Сын у меня отыскался, вот к нему и еду теперь. А вы… извините, я не узнаю — кто?
— Заручьев Иван Терентьевич, дражный машинист со второй. На курорт вот посылают… — Он сказал последнюю фразу небрежно, словно ему надоели поездки по курортам, едет, чтобы уважить пославших.
— Погодите — Заручьев?..
— Старший мой учился у вас, Мишка, он теперь рыбнадзором на Яне…
— Миша Заручьев! Как же, помню-помню.
— А младший — Сашка — уже во втором классе. Такой парень! — похвастался Иван Терентьевич. — В интернате сейчас…