Это вам не хухры-мухры

И я стал играть в свои игрушки и грызть соленые черные сухари и пить крепкий сладкий чай с сушками и приятно проводить время сидя на подушке.

А потом раздался звонок в дверь и мама, ворвавшись ко мне в комнату, засунула меня под одеяло прямо на сухарные крошки и, сказав мне, чтобы я лежал смирно, побежала открывать входную дверь.

И, разумеется, я вылез из-под одеяла, потому что крошки кололись, и стал их стряхивать ладонью на пол, а потом я увидел, что мой тапок почти скрылся под кроватью и я уперевшись одной рукой в пол, стал другой его разыскивать и чуть не свалился с кровати. И я уже нащупал его, когда в комнату вместе с мамой вошел толстенький бородатый дяденька с чемоданчиком, и я сразу понял что это доктор пилюлькин – потому что он так в прошлый раз назвался.

А доктор пилюлькин очень удивился, что я не под одеялом, как нормальный больной, а когда я сказал ему: – здравствуй Пилюлькин, – глаза у него сделались совсем круглые.

А потом он задрал на мне рубашку и сказал мне подышать, но я вместо этого показал ему язык, а он, почему-то совсем не обиделся, тогда я растянул руками свой рот и уши и сказал ему: – Бееее!!

Но он улыбнулся, повернулся к маме, и сказал: – Какой чудный ребенок!

Тогда я обрадовался и стал прыгать на четвереньках по постели и строить ему рожи и даже хрюкать.

И он поулыбался, поулыбался и улыбаясь сказал маме: – Совсем здоровый ребенок! Может хоть завтра идти в детский сад!

И тут я заплакал.

Когда я обижаюсь

Когда я обижаюсь, то надуваю губы и прячусь за занавеску. Я стою, теребя пальцами эту занавеску, и не желаю никого слушать. Иногда у меня капают слезы на распухший от расстройства нос, и я неуверенно, чуть слышно им шмыгаю.

Вообще то мне хочется, что бы мама меня пожалела, но когда она пытается это сделать, я заворачиваюсь в эту занавеску, словно в конфетную обертку и пыхчу возмущенно, что бы от меня отстали.

Тогда мама начинает меня тыкать пальцем в бок и мне становится смешно и щекотно, и я начинаю быстро раскручивать свой занавесочный кокон и хихикать.

И выглянув из-за занавески, я сам чувствую, какая радостная и счастливая у меня физиономия, и мой рот сам по себе растягивается в улыбку до самых ушей.

Когда я вырасту, мне потребуется более широкая и длинная занавеска, если меня кто-либо обидит.

Мечты о своем Зоопарке

Мы с папой пошли стричься это очень противно. Мне совсем не нравится, потом от волос не отплюешься и шея чешется.

И вот мы идем по дороге и разговариваем.

– Папа – спрашиваю я, – а когда ты поведешь меня в зоопалк, там звели всякие, – много!!! Очень много!!! И они такие интелесные, ну плямо вообще!!! Такие пликольные.

– Сходим, как-нибудь сходим – обещает мне папа.

– Я оттуда забелу домой какую-нибудь звелюшку! Там покупать не лазлешается….. там только забилать лазлешается без денюшек.

Мозьно я себе забелу слона?

– Гоша – говорит папа – так слон у тебя в комнате не поместится, он такой огромный.

– А маленькие бывают – спрашиваю я.

– Самый маленький размером с автобус – говорит папа.

– Нуууу – тяну я – тогда возьмем этого как его там…. Забыл ммммм…. Тигла!!!

– Тигр тебя слопает, он злой и зубастый, помнишь, как он Маугли хотел съесть.

– Ну тогдаааа…, ну тогда – обезьяну!!!

– Обезьяну конечно можно – задумчиво говорит папа, – она вроде даже маленькая, но вот только она очень любит похулиганить. Во-первых, она слопает все твои бананы, – ты хочешь, чтобы она слопала все твои бананы!?

– И мне не оставит? – опасливо спрашиваю я.

– Нет, не оставит! – уверенно говорит папа, – и игрушки твои поломает, и будет больно щипаться! Обезьяны они такие.

– Ну, тогда, тогда…. Зеблу, она такая холесая!

– Зебра Гоша, она размером с холодильник и ест много, чем ты ее будешь кормить!?

– Касей! – уверенно отвечаю я.

– Кашу зебры не едят – неуверенно возражает папа, – хотя кто его знает, это почти трава.

– Гошка, зебры траву едят, много, много травы.

– Тлаву – удивляюсь я.

– Да, траву – объясняет папа – идут по полю и траву жуют, им нравится. Только Гошка, я тебя хочу сразу предупредить, что маленьким детям траву жевать нельзя, а то у них ножки отвалятся! И вообще можно отравиться и умереть.

– Ну тогда я ей много тлавы собелу, целых десять километлов, так много сто она съест ее всю хи-хи и лопнет.

– Гош все-таки зебра уж больно здоровая, ну будет она у тебя в комнате стоять размером с холодильник, еще на ножку тебе наступит, знаешь как больно.

– Ну, тогда гуся!

– Гусь он клюется и за попку щипается.

– Ну, тогда льва в клетке, вот если ты папа залезешь к нему в клетку, то он знаесь цто сделает, он тебе голову откусит. А если в клетке, то не откусит, он тогда не смозет.

– Вообще-то лев в клетке несколько тяжеловат – засомневался папа, – давай лучше заведем себе таракана.

– Нееет! Не хоцю талакана!!! Он злой – Талакан, талакан талакашечка!!! Он всех лебятусек звелятусек хотел съесть.

– Гошка, смотри мы до парикмахерской дошли! – неожиданно перебил папа.

– Не хоцу в паликмахелскую, я ее боюсь, меня там оцень колотко постлигут – заплакал я – хосю в Маугли ууууууу, в Маугли посьли иглуски посмолеть.