Это все психосоматика! Как симптомы попадают из головы в тело и что делать, чтобы вылечиться

Экскурс

Картезианская картина мира: как были разделены душа и тело

На наши взгляды о душе и теле повлиял – и до сих пор влияет – французский философ Рене Декарт, живший с 1596 по 1650 год. В условиях ослабевающего влияния церкви и, как следствие, сомневаясь в Боге, законе и основах бытия, он занимался истоками своей собственной личности: если не бог меня создал, то могу ли я вообще быть уверен, что существую?

Поскольку он пришел к заключению, что органы чувств, такие как зрение и слух, могут обманывать и у него нет доказательств, что воспринимаемое им является объективной реальностью, он обратил взор внутрь себя. Там, во внутреннем мире, он нашел свои мысли и сомнения. Наблюдая за собственными сомнениями, он искал ответ на вопрос, есть ли в этом мире что-то действительно доказуемое. И его озарило: эти сомнения, эти мысли, этот поиск – вот что достоверно! Существование мира не доказать, но он может доказать, что, пребывая в сомнениях, думает об этом мире. Так Декарт пришел к своему знаменитому заключению: «Я мыслю, следовательно, существую».

Однако этот вывод существенно повлиял на его взгляды относительно тела: по его разумению получалось, что тело не существенно. Более того: его существование вообще не доказуемо. Мы же существуем только потому, что мыслим! Он считал, что тело, как и все, что находится вне самосознания, не относится к понятию «я». Ту же часть человеческого «я», что относится к самосознанию, Декарт называл res cogitans – субстанцией мыслящей. Телу он отводил место в стороне – как детей отсаживают за отдельный от взрослых стол на празднике, – причисляя его к res extensa

, то есть субстанции протяженной. К этой протяженной субстанции относился остальной материальный мир: деревья, столы, книги – в общем, все, что можно потрогать.

Таким образом, тело и мышление были объявлены двумя совершенно чужеродными и субстанционально разными вещами. Так было положено начало нашему сегодняшнему мышлению.

Ловушка «или-или»

И по сегодняшний день, когда в истории пациента потенциально прорисовывается психогенное объяснение болезни, далеко не каждый из тех, кто лечит тело, спросит его о психогенной составляющей, и мало кто из врачей-психиатров и психотерапевтов – о соматической. Это своеобразная ловушка «или-или». Мы все еще по привычке обитаем лишь в одном из двух миров – в корне различных, как это ошибочно считается.

Теперь вы скажете: «Да ладно уж, это давно в прошлом, сегодня-то мы лучше знаем». Я возражу и в качестве доказательства приведу примеры того, как наше глубоко укоренившееся мышление проявляется в повседневной речи. Мы вполне могли бы сказать, например, «я боюсь», но вместо этого говорим «мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди».

«Духовная» деятельность для нас активна, а все телесное, как нам представляется, это нечто, что случается с нами. Обороты речи, которые мы употребляем, чаще всего строятся по образцу «я и мое тело» [3]. Таким образом, мы отождествляем себя с нашим сознанием – это и есть наше «я». А тело – оно есть у нас. У нас также есть мозг, но мы никогда не скажем: я есть мой мозг.